Александр Уваров - Сердце [СИ]

И тут Дмитрий Иванович (глотнув неудачно туманного и холодного уже воздуха) резко, отрывисто закашлял. Кашель был неприятный, долгий, с хрипом.

Дмитрий Иванович осторожно постучал себя по груди, стараясь успокоить лёгкие.

— Вот, — заметил Фёдор. — Точно говорю — врач тебе нужен.

— А чего…

Дмитрий Иванович уронил пакет с альбомом и он упал мужичку прямо под ноги.

— Чего меня не лечит? — переспросил мужичок и быстро глянул, скосив глаза, на пакет. — А потому, что недостоин я лечения. Никак исправиться не могу, отказаться от дурных привычек. Он, врач этот, так и сказал: «Видишь ты, Фёдор, лишь то, чего нет. И не видишь того, что есть. Со зрением у тебя, Фёдор, проблемы. А зрение я не лечу…» А что у тебя в пакете?

— Ничего особенного, — ответил Дмитрий Иванович и быстро поднял альбом. — Так, рисунки всякие…

«Чего это болтаю? — удивлённо спросил сам себя Дмитрий Иванович. — Это-то я зачем сказал?»

— Рисунки? — переспросил Фёдор.

И глаза его на мгновение вспыхнули странными, лихорадочными, по-кошачьи зеленоватыми огоньками.

«Он, допустим, не себе, — подумал Дмитрий Иванович. — А я-то в себе? Тоже ведь, если разобраться, сдвинулся окончательно… Да так, что и дороги назад, пожалуй, нет. Может, мне теперь только с такими вот ненормальными и жить? В конце концов, с нормальными мне всегда плохо было».

— Рисунки — это хорошо, — авторитетно заявил Фёдор. — Ты и представить себе не можешь, как это хорошо! Врач очень рисунки любит. Прямо обмирает весь! Бывало, просит меня: «Нарисуй мне, Фёдор, чего-нибудь».

— А я рисовать-то и не умею! — с отчаянием в голосе произнёс Фёдор и махнул рукой. — Вот беда-то какая… Не умею!

— А чего врач твой сам себе чего-нибудь не нарисует? — спросил Дмитрий Иванович. — Если рисунки любит?

— Он рисует… — как-то неопределённо ответил Фёдор. — Да вот выходит всё… Не понять мне… А он говорит, что это от климата непонимание такое.

— От климата? — удивился Дмитрий Иванович.

— От него, — подтвердил Фёдор. — Говорит, что климат у нас плохой, потому мы все тёмные и понять ничего не может. А ещё — кошек много. Они отвлекают от великой миссии…

Мужичок осёкся и высунул изо рта прикушенный кончик языка. Похоже было, что он только что проболтался о чём-то важном, что Дмитрию Ивановичу знать было совсем не положено, и теперь горько о том сожалел.

«Да врач-то, похоже, не простой, — отметил мысленно Дмитрий Иванович. — Такой же бродяга… На помойке, небось, целитель живёт. И, смотри ж ты, запугал его как! Что он ему такого нарассказывал?»

— В общем, — с трудом справившись с нахлынувшим страхом, произнёс Фёдор, — чудесный он! Чудесный! И рисунки вот очень любит…

Фёдор снова глянул на альбом и сглотнул слюну.

— Он тебе поможет! Обязательно!

— Ты чего это? — иронично спросил Дмитрий Иванович. — На приём, что ли, приглашаешь? Лечиться?

— Ага, — охотно подтвердил Фёдор. — Оно самое! Лечиться! Что у тебя болит?

— Разное, — не слишком определённо ответил Дмитрий Иванович. — Лёгкие, как видишь, не в порядке. И сердце сегодня прихватывало. У меня в жару всегда с сердцем нелады.

— Пошли! — решительно сказал Фёдор. — Он поможет! Непременно поможет! Я ведь…

Фёдор снова перешёл на шёпот.

— …Когда он меня нашёл — совсем ведь умирал. А теперь — как огурчик. Вот у школы под навесом сегодня от дождя прятался, да ветер, зараза, и туда воды нагнал. Промок весь — и ничего! Хоть бы что! Ты не смотри, что я вонючий да грязный. Здоровье у меня — быки обзавидуются.

— Зимой на снегу могу спать! Голым! — перешёл на крик Фёдор.

И уже тихо спросил:

— Веришь?

— Нет, — ответил Дмитрий Иванович. — Это невозможно. По физическим причинам!

— Возможно! — уверенно заявил Фёдор. — У него своя физика…

И с величайшим уважением и почтением в голосе повторил:

— У Него! Своя! Физика!

«Глупость, конечно, — подумал Дмитрий Иванович. — А, с другой стороны, отчего не сходить? Податься-то всё равно некуда… С другой стороны, может, это действительно врач какой? Скажем, был терапевтом в клинике, да случилось что-то нехорошее в жизни — он и стал бродягой. Всякое ведь случается… Теперь вот фёдоров всяких лечит… Интересно, как? Неужели у него от прошлой жизни лекарства остались?»

— Пошли! — решился Дмитрий Иванович. — Посмотрим целителя твоего… чудесного… Идти-то недалеко?

Трубы загудели торжественно, задрожали в предвкушении праздника.

Водяной поток с грохотом обрушился вниз, в преисподнюю, и, стихая, с дальним тающим шелестом волн унёсся прочь, в неведомые, неизученные им пока ещё дали загадочной планеты.

«Что-то случится».

С ним никто не выходит на связь. Рация вышла из строя.

Он так давно в этом мире. На стальных боках рации — зелёная плесень.

Пока с ним нектар — он неуязвим. Один глоток возвращает молодость, со вторым глотком приходит необыкновенная, всесокрушающая сила, третий глоток делает невидимым, четвёртый позволяет проникать в мысли (о, грязные, безумные мыслишки!) аборигенов, пятый — дарит способности к левитации, шестой — позволяет проходить сквозь стены, седьмой — открывает двери в пространства Большого круга, восьмой…

Вот только нектар не восстанавливает повреждённые ткани.

Пора в путь.

«О чём это я?»

Боги, милостивые владыки неба!

Местный мерзавец, жулик и вор, и, к сожалению, до сей поры единственный его помощник и последователь (и проклятие этого мира!), пытался вчера похитить бутылку с чудесным нектаром, но был пойман с поличным… В свалке, увы, нектар пролился и бутыль опустела едва не до донышка.

Он поднял бутылку, посмотрел на свет тусклой лампы сквозь пыльное зелёное стекло.

Плохо… На этой планете даже зрение начинает отказывать! Ничего не разберёшь.

Он потряс бутылку и прислушался к слабому плеску.

Ну что ж, похоже, похоже на пару-то глотков наберётся.

Значит — всесокрушающая сила! Она очень скоро ему пригодится. Надо ведь готовить новый нектар. На этот раз — много, очень много. И беречь от местного! Беречь!

А если нектара будет много — можно ещё раз попробовать (да, на том самом, восьмом глотке!) выйти во Внешний Мир и полететь (полететь, наконец! демоны раздери в клочки грязный этот мирок, в котором он впустую потратил едва ли не треть своей жизни!), полететь к родной планете, в красно-сине-зелёном тумане открывшихся Коридоров обгоняя таких как он отчаянных странников бесконечно далёких от этой скучной планетки миров, странников, как и он удостоенных Судьбою волшебного Восьмого Глотка.

Лететь мимо покорно открывающихся ему дверей Тайных Входов, насквозь прошивая разноцветные призрачные тела звёзд, проносясь мимо сияющих гигантских облаков галактик, сквозь туманы Вселенной, сквозь черноту безвременья — к точке исхода, к затерянному, занесённому звёздами окну, откуда льётся тихо и ровно красный свет давно потерянного им дома.