Евгения Кретова - Альтераты. Соль

Али закатил глаза:

— Что слышал. Певица она. Не знаю, зачем Оз её сюда притащил. И кричала она фрагмент заговора от трясовицы, лихорадки то есть, по рукописи Ефименко. Зачем он ей — не спрашивай. Не знаю все равно.

Он решительно направился к штабу археологов — большой палатке с квадратным тентом. Тимофей нагнал его у сетчатого полога:

— Так Аню-то куда увезли?

— Под Новороссийск или в Анапу куда-то, точно не знаю. Там, кажется, доктор у Оза знакомый или посоветовал кто… — археолог нервно дернул головой, прикрикнул: — Чего ты ко мне прикопался вообще? Нам-то с тобой какое дело?

Рявкнул ключ в дверях.

— Подъем, красавица. Уборная, процедуры, зарядочка, завтрак в восемь-пятнадцать, без опозданий, — пожилая женщина в белом халате по-хозяйски зашла в палату, проверила горшок.

Аня посмотрела на серое небо:

— Сколько времени сейчас?

Старушка подобрала Анину пижаму, покачала головой, повесила на спинку кровати. Посмотрела на закутанную в одеяло девушку с сожалением:

— Так шесть часов уже. Тебе процедуры назначены?

Аня безразлично пожала плечами:

— А это правда психиатрическая лечебница?

Старушка покачала головой:

— Да нет, слава-те, Господи. Санаторий это. Нервную систему тут лечат. Есть и психические, в периоде ремиссии, но немного: такие все больше домой стремятся.

— А почему двери на ночь запирают?

Женщина неопределённо махнула рукой:

— А кто их знает. Попроси, чтобы не запирали. Смотря кто на смене ночной. Сегодня Галина Антоновна была, так она всегда запирает, особливо если ты её чем обеспокоила. Обеспокоила?

— Обеспокоила, — Аня вздохнула, вспоминая, как царапалась и отбивалась от санитаров.

— Ну, так вот. Галина послезавтра опять в ночной будет, так ты поосторожней. А сегодня Наташа, она хорошая.

Старушка направилась к двери.

— А вас, вас как зовут? — Анин вопрос застиг ее на выходе. Женщина оглянулась, поправила съехавшую косынку:

— Мария Игнатьевна меня зовут…

— А я — Аня. Спасибо вам.

Мария Игнатьевна покачала седой головой, вздохнула.

В семь в палату заглянул Андрис Александрович, ослепительно улыбнулся:

— О, наша спящая красавица очнулась! Как себя чувствуешь?

— Домой хочу. Здравствуйте, — она впервые за это утро улыбнулась. Он красивый, этот врач. Очень высокий. Широкий в плечах, явно увлекается спортом. Яркая открытая улыбка, светло-голубые глаза с хитринкой, и эта ямочка на подбородке ему очень идёт. Приятный голос с лёгким прибалтийским акцентом, словно флёр роскошных духов.

— Скоро поедешь домой, чуточку тебя подлечим, и поедешь, — он зашёл в палату, присел рядом с Аней на кровать. — Что болит, беспокоит?

Девушка засмущалась. Но тут же, спохватившись, вспомнила о шрамах на теле:

— Откуда это у меня?

Отдёрнула край рукава, подставила доктору руку и замерла на полуслове: кожа оказалась абсолютно чистой. Андрис Александрович взял её за запястье, его рук были, горячие и заботливо-ласковые. Он провел большим пальцем по коже на тыльной стороне, чуть сжал запястье, улыбнулся:

— О, такая дивная кожа обычно достаётся от родителей. У девочек чаще всего — от мамы. Мужская кожа, знаете ли, гораздо грубее. Поэтому, когда говорят, что мы, мужчины, толстокожие как бегемоты, это отчасти правда. — Он рассмеялся, высвобождая руку пациентки. — После завтрака подходи ко мне в кабинет, поговорим. Я тебя опрошу, назначу лечение, процедуры. Хорошо? Не забудешь?

Аня торопливо кивнула, мечтая только об одном — чтобы он ушёл скорее из палаты. Когда за ним закрылась дверь, девушка молниеносно закатала рукава: никаких следов. Она торопливо задрала брюки — тоже чисто. Ни ссадин, ни кровоподтёков, ни синяков.

По позвоночнику липкой змеей проползли сомнение и страх. В висках застучало. «Этого не может быть. Я не сумасшедшая», — пульсировало и растекалось паникой по телу.

Анна схватилась за голову, сжала, будто надеясь удержать жуткую догадку в черепной коробке.

— Эй, хватит дурью маяться! — проворчали над её головой. — Завтракать иди уже.

Утренняя Мария Игнатьевна смотрела с опаской. Аня покачала головой:

— Я не могу. Я не хочу.

— Ну, хочешь или нет, а положено, — она наклонилась к девушке: — Ты же не хочешь, чтобы тебя заставили, верно?

В голосе прозвучала угроза. Аня вжала голову в плечи, послушно поднялась с пола. Крепкие руки женщины подтолкнули её к двери:

— А после к Андрису Александровичу зайди, он велел. Да не забудь, поняла?

Аня поняла. Словно безвольная кукла она брела к столовой.

Анна вошла в столовую. На каждом этаже в санатории располагалась своя столовая. Открытая веранда, мягкий ветер, пропитанный морем и ароматом степных трав, круглые столики под навесами. Девушка огляделась.

За каждым столиком — отдыхающие; кто-то завтракал в задумчивом одиночестве, некоторые — в небольшой компании, чинно и неторопливо беседуя. В основном — пожилые дамы и мужчины сильно за семьдесят. Две супружеские пары с любопытством оглядывали сад и окрестности, негромко что-то обсуждали. Аня неловко переминалась: она была единственная в казённом больничном халате, поверх пижамы.

Анна почувствовала на себе взгляд: молодая девчонка, ровесница или моложе, сидела, сбросив тапочек под стол и поставив пятку на сиденье. Локоть упёрся в острую коленку, рыжие волосы собраны в небрежный пучок на затылке, взгляд блуждающий и настороженный. «Ненормальная», — отметила про себя Аня и направилась к линии раздачи, заставленной круглыми деревянными подносами с высоко загнутыми краями. На каждом — остроносая маковка куриного яйца, несколько пластинок сыра, рядом — кусочек масла и два ломтика хлеба на белой тарелке. От овсяной, судя по аромату, с яблоками и мёдом каши поднимался тонкий парок.

— Чай, кофе или компот? — девушка в сиреневом чепчике выглянула из квадратного окошка.

— Кофе, — автоматически отозвалась Анна, чувствуя, как между лопатками стало горячо — рыжая едва дыру не прожгла взглядом. Забрав поднос, девушка направилась к освободившемуся столику.

— Доброе утро, вы у нас новенькая? — поинтересовалась женщина, её сосед по столику приветливо махнул рукой, приглашая присоединиться. Девушка вежливо кивнула пожилой паре, но прошла за отдельный столик, быть чьим-то развлечением за завтраком не хотелось.

Хотелось тишины и одиночества.

Бросив взгляд на запястья, ещё раз поискала взглядом следы ночных ран, и, не найдя их, вздохнула. «Может, приснилось все?» — сомнительная надежда не то, чтобы грела, но хоть немного успокаивала.

Девушка намазала маслом ломтик хлеба, устроила сверху сыр и откусила, стараясь не обращать внимания на настырную незнакомку: та по-прежнему поглядывала с удивлением и интересом. Анна не выдержала, обернулась.