Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

Мы с доктором Чудо часто беседуем после шоу ночи напролет. Я уже писал, что он хотел стать зубным врачом? А о машине, которую изобрел Томас Эдисон для общения с духами? Эдисон сделал наброски, но умер прежде, чем успел ее построить. Доктор Чудо говорит, что никто не понял, куда делись все чертежи. Доктор Чудо довольно часто пьет, а когда выпьет, обожает поговорить. Как-то раз он сказал мне одну интересную вещь: оказывается, существуют специальные институты, где ученые изучают нечто, называемое парапсихологией. Эта наука занимается мозгом, душой и телом человека. Я никогда не рассказывал доктору Чудо о Вилле Букере, лесопилке и черной ауре. Я никогда не рассказывал ему про бабулю и Неисповедимый Путь. А он явно хочет узнать обо мне побольше, хотя никогда не спрашивает напрямую.

Ну а теперь мне нужно идти спать. Доктор Чудо хороший человек, и он прав в одном: карнавал должен быть у тебя в крови.

Я уверен, что вам пригодятся эти тридцать пять долларов. Напишу еще, когда будет время. Люблю вас обоих.

Билли.

Уэйн Фальконер сидел вместе с матерью на заднем сиденье черного «кадиллака». Они направлялись в Катклиффский панихидный дом, расположенный в деловой части Файета. Джимми Джед Фальконер скончался два дня назад, и сегодня утром его должны были хоронить.

Кемми рыдала все утро и никак не могла остановиться. Ее глаза покраснели, нос распух, а лицо раздулось и покрылось пятнами. У Уэйна ее вид вызывал отвращение. Лучше бы мать держала себя достойно, как это пытается делать он. Уэйн был одет в легкий черный костюм и черный галстук с красными крапинками. Прошлой ночью, когда Кемми, приняв лекарства, наконец заснула, он взял ножницы и разрезал рубашку и брюки, испачканные в тине, на тонкие полосы, которые без всякого труда сжег в бочке для мусора за амбаром. Улики исчезли вместе с дымом.

Уэйн вздрогнул, когда мать снова зарыдала. Она сжала его руку, но он осторожно высвободился. Уэйн презирал мать за то, что она слишком поздно вызвала «скорую помощь», презирал за то, что она не сказала ему про болезнь отца. Он видел в госпитале лицо покойника: синее, как иней.

Последним словом, которое Фальконер произнес, прежде чем погрузиться в глубокий вечный сон, была фамилия. Кемми долго ломала голову, стараясь понять, что он имел в виду, но Уэйн уже догадался. Эту ужасную ночь готовили во мраке демоны; они, улыбаясь и хихикая, плели сеть вокруг Уэйна и его отца. Один появился в образе безликой девушки, чье тело — если, конечно, Лонни вообще существовала во плоти и крови — до сих пор покоится на дне озера. На следующий день Уэйн просмотрел все газеты, но не нашел никаких упоминаний об утопленниках. Вчера ему звонил Дозье, чтобы принести соболезнования, но и он ничего не сказал о пропавшей девушке. Уэйн лихорадочно думал о том, существовала ли вообще эта Лонни... или же ее тело зацепилось за подводный камень... а может быть, смерть отца затмила смерть этой бедной девушки.

Второй демон явился, чтобы похитить сердце отца; он был послан готорнской ведьмой в отместку за то, что его отец собрал несколько готорнских жителей и велел им испугать Крикморов так, чтобы они убрались из округа. «Это будет на благо общества, — вспомнил Уэйн речь отца, которую он произнес перед мужчинами, чьи лица омывались пламенем свечей. — Если вы освободите Готорн от этой скверны, Господь наградит вас». Уэйну тогда казалось, что в дальнем углу темной комнаты он заметил какое-то движение. На мгновение — только на мгновение — он увидел дикого вепря, стоящего на задних ногах, высотой более семи футов. Но когда юноша пристальнее вгляделся в тот угол, существо исчезло. Теперь Уэйн понял, что это был Сатана, шпионивший по просьбе женщины-колдуньи и ее сына.

Долги всегда нужно отдавать. Руки Уэйна на коленях сжались в кулаки.

Генри Брегг и Джордж Ходжес сказали ему вчера, что «Крестовый поход», Фонд Фальконера, радиостанция, журнал, земельные участки в Джорджии и Флориде, акции и облигации, трейлер и все дорожное оборудование теперь принадлежат ему. Он провел все утро, подписывая бумаги, но прежде прочитывая каждую несколько раз, чтобы точно знать, к чему это приведет. Кемми получила ежемесячные отчисления с личного счета Джи-Джи, но все остальное имущество и ответственность за него переходили к Уэйну.

Злой голос, словно ветер в камышах, нашептывал ему: «Ты не справишься с этим...»

Когда лимузин подъехал к панихидному дому, его окружили репортеры и фотокорреспонденты. Уэйн начал помогать матери выходить из машины, и немедленно вокруг защелкали камеры, к счастью, Кемми хватило ума накинуть на лицо черную вуаль. Уэйн отмахивался от вопросов, когда навстречу им вышел Джордж Ходжес.

Внутри панихидного дома было очень холодно, тихо и пахло, как в цветочном магазине. Каблуки стучали по мраморному полу. Около мемориальной комнаты, где лежал Джимми Джед Фальконер, столпилось множество людей. Уэйн начал обходить их по очереди и благодарить за приход. Женщины из Женской баптистской лиги окружили Кемми и утешали ее. Высокий седовласый мужчина пожал руку Уэйна. Это был священник близлежащей епископальной церкви.

Уэйн выдавил из себя улыбку. Он знал, что этот мужчина считался врагом его отца — одним из тех, кто входил в коалицию священников, оспаривающих свободную трактовку Фальконером Евангелия. Фальконер завел несколько досье на священников, которые были против «Крестового похода», и Уэйн планировал пополнить их в самое ближайшее время.

Юноша подошел к матери.

— Ты готова войти внутрь, мама?

Кемми едва заметно кивнула, и Уэйн ввел ее через большие дубовые двери в комнату, где был выставлен гроб. Большинство собравшихся последовали за ними на почтительном расстоянии. Небольшой зал утопал в цветах; его стены украшали бледные фрески в голубых и зеленых тонах — поросшие травой холмы с пасущимися стадами, за которыми присматривали играющие на лирах пастухи. Из скрытых динамиков лилась органная музыка. Исполнялся «Старый тяжкий крест» — любимый гимн Дж. Дж. Фальконера. Блестящий дубовый гроб был обтянут белой материей.

Уэйн почувствовал, что не может больше находиться рядом с матерью. «Я не знал, что он болен! — мысленно кричал он. — А ты мне ничего не сказала! Я бы вылечил его, и он не лежал бы сейчас в этом доме!» Неожиданно он понял, что остался совсем один.

А шепчущий злобный голос все повторял: «Ты не потянешь это...»

Уэйн посмотрел на гроб. Еще три шага, и он заглянет в лицо Смерти. Юноша задрожал от страха, снова стал маленьким мальчиком, не знающим, что ему делать, когда все вокруг смотрят на него. Он закрыл глаза, оперся на край гроба и заглянул внутрь.