Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

– С этой ночи я запрещаю тебе пить! И раздеваться!

Я рассмеялась в голос.

– Тогда я запрещаю тебе произносить слова, заканчивающиеся на «м», ставить локти на стол и мерзнуть в плохую погоду! Что за глупости ты несешь, Науэль?! Абсурд.

– Не слишком ли ты наглая для голой женщины? – прошипел Науэль, и я вдруг отчетливо услышала, как в моем сердце зазвенели ледяные цепи.

– Если я решу предъявить к тебе претензии как к мужчине, Науэль, я до утра не закончу.

Он не отважился ответить и только смотрел на меня изумленными глазами, пока я неторопливо одевалась.

– Я невинен, как новорожденный, я чист, как первый снег, – сказал голый Дьобулус, проходя мимо него, и поднял ладони.

– Ни к чему пародировать меня, Дьобулус, – хмуро бросил Науэль.

Поцеловав Дьобулуса в щеку и пожелав спокойной ночи ему и Науэлю (Науэль не ответил), я удалилась к себе. В комнате я упала на кровать, мгновенно отрубилась и дрыхла как убитая. С тех пор, как я подружилась с Дьобулусом, кошмары перестали меня мучить.

Науэль был очень груб на следующий день, сверлил меня взглядом и по любому поводу переговаривался с Дьобулусом, но если и утром на его выступления не обращали внимания, то после полуденных событий стало вовсе не до него.

Случай действительно был шокирующим и выходящим из ряда вон: правитель Ровенны двинул в морду премьер-министру Роаны. Ко времени этого дикого происшествия делегация уже должна была отбыть, но переговоры затянулись и превратились в спор, в котором ни одна из сторон не желала хоть в чем-то поступиться своими интересами.

Сенсационный эпизод крутили по телевизору почти непрерывно, до глубокой ночи, обычно начиная с момента, когда разгоряченный премьер заявил, что ничто так не поспособствует стабилизации ситуации в Роане, как депортация из нее всех ровеннцев. И тогда правитель Ровенны точным, размеренным движением ударил его в нос. Просто и красиво, вот уж действительно «мордобой на высшем уровне». Затем камера переключалась на кого-то из ровеннской делегации: молодой синеглазый человек, на лице отчетливое выражение шока. Мертвенно бледное, оно отлично сочеталось с его траурным одеянием.

– Что теперь будет? – спросила я у Дьобулуса, полчаса мусолящего незажженную сигару. Сама я в этот день курила как лошадь.

– Пока сложно сказать. Одно могу заявить с полной убежденностью – ничего менее дипломатичного я в жизни своей не видел. Хотя и считаю, что чисто по-человечески наш правитель был прав.

– Наш премьер тоже вел себя хамовато. И все остальные. Что с ними такое?

– Хороший вопрос, Аннаделла, очень хороший, – Дьобулус потер виски. – Эфил прикончит Деметриуса. Если сам прежде не рухнет с разрывом сердца.

– Кто такой Эфил?

– Тот тип в черном балахоне. Главный советник и, фактически, соправитель. Ни одно верховное постановление не может быть принято к исполнению, если не утверждено ими обоими. Это было оговорено как специальное условие получения Деметриусом власти. Естественно, Деметриус лишен возможности сократить права Эфила или отстранить его. Оба или ни один.

– Почему так?

– Деметриус необуздан и склонен к буйству. Порой Эфил единственный, кто способен удержать его в рамках разумного.

– Почему тогда правителем не назначили одного Эфила?

– Во-первых, Эфил никогда не получил бы достаточно поддержки, чтобы занять это место единолично. Во-вторых, у него свои недостатки. В нем всегда прослеживалась тенденция к излишней осторожности, а психологическое образование испортило его вконец, приучив все анализировать до бесконечности и в итоге бояться шелохнуться, ведь за каждым твоим словом, каждый жестом следуют далеко идущие последствия. С другой стороны, его педантичность, рассудительность и внимательность помогают ему хорошо справляться со всеми малозначительными, но в сумме очень важными проблемами и задачами, с которыми неизбежно сталкиваешься при управлении государством. Деметриусу же не хватает на это терпения. Однако во время чрезвычайных ситуаций психика Эфила может и не выдержать, тогда как Деметриуса едва ли что-то способно пошатнуть. Вероятно, в военное время Деметриус ощущал бы себя в своей стихии. Но в тихие дни его деятельность нередко сводится к попыткам вызвать бурю.

– Правитель, мечтающий о войне… это само по себе тревожит, а уж в такой напряженный период… да еще эта его выходка… Почему Деметриус подчиняется Эфилу? Они друзья?

– У них все несколько сложнее.

– То есть… – я округлила глаза. – Они?..

– Да, они любовники. Хотя не уверен, что в данный период они вместе. Они расстаются навсегда примерно трижды в полугодие. Эфил все грозится жениться и завести детей. Думаю, так оно и произойдет.

– Как к ним относятся в вашей стране? В нашей они недолго продержались бы у власти.

– Их отношения не афишируются. В любом случае в Роване считается крайне дурным тоном обсуждать происходящее в спальне соседей.

Дьобулус упорно называл Ровенну «Рованой». Я пыталась получить пояснение к этому моменту у Науэля, но тот только буркнул: «Старый нацик».

– У нас другое отношение к подобным вещам… к любым вещам, – продолжил Дьобулус. – Мы совершенно другие. Поэтому отношения между нашей страной и вашей всегда были и будут натянутыми. Мы просто друг друга не понимаем, как кошки и собаки.

События дня, все эти крики на телевидении и разговор с Дьобулусом встревожили меня. Фраза Эреля «чую войну» непрестанно крутилась у меня в голове. Почему бы роанцам не быть более сговорчивыми? Почему бы ровеннцам не быть менее упрямыми? Зачем так безоглядно разжигать вражду? И откуда это Дьобулусу так много известно про правителя Деметриуса?

По итогу переговоров Роана потребовала возвращения на родину более полусотни роанцев, находящихся под судом или отбывающих наказание на территории Ровенны, аргументируя это тем, что выносимые Ровенной приговоры все чаще становятся причиной конфликтов. Также Роана настоятельно рекомендовала наложение временного моратория на смертную казнь в Ровенне. На требование ответили отказом, на рекомендацию резкой неприязнью. Почему? Ведь гораздо легче пойти на мировую и завершить эту грызню. Я не понимала все это. Конечно, я совсем не разбиралась в политике, но действия обеих сторон казались мне довольно глупыми. «Они не договорятся, – думала я, засыпая под утро. – Не договорятся».

Весь следующий день, сидя в кабинете Дьобулуса, я следила за продолжением баталий, курила и пила вино, цедя каждый бокал по два часа. Конфликт обрастал новыми претензиями, собирал на себя всю грязь, как катящийся пластилиновый шарик. Не слишком ли много последствий из-за одной свернутой морды, пусть даже такой упитанной?