Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

– Сколько же в нем злости, – вздохнула я.

– Он приучил себя до последнего момента игнорировать все, что его угнетает. Его нужно ударить очень сильно, чтобы он заметил боль. Он не осознает значимости чего-то до тех пор, пока не будет этого лишен. Уверен, за несколько последних дней он передумал о тебе больше, чем за все предшествующие годы.

– А у меня раньше не было и минуты, когда я думала о нем меньше, чем в последние дни.

Мы услышали звук выстрела.

– Все логично, – рассмеялся Дьобулус. – Не получилось одолеть меня в рукопашную, он отправился упражняться в стрельбе. И тебе рекомендую. Пригодится.

Он удалился, оставив меня размышлять над его советом. Откуда это ощущение, что он на что-то намекал?

А потом Дьобулус пропал. Он отсутствовал и день, и два, и три. Я начала беспокоиться.

– Он улетел в Ровенну, – объяснил мне Микель, когда мы сидели перед телевизором и играли в видеоигры.

– Что он там делает?

– Вероятно, что-то делает, – ответил Микель – вежливый, но неприступный.

Мои кошмарные сны вернулись, и я снова боялась засыпать, чуть ли не до рассвета оставляя свет в комнате включенным. Содержание этих снов я не могла припомнить, но они оставляли горечь, гнев и ломоту в мышцах. После прочитанного в карточках пациентов сны беспокоили меня так сильно, что я едва не скатывалась в откровенную паранойю. Иногда я ловила себя на том, что пытаюсь заглянуть в собственную голову, понять, что скрывается под слоем будничных мыслей.

Пытаясь отвлечься и занять время в ожидании возвращения Дьобулуса, я перечитала все роанские газеты, которые только смогла найти в доме, и пришла в ужас от прочитанного. На несчастных ровеннцев обрушивались потоки грязи, причем и в старых выпусках, относящихся к «до-мордобойному» периоду. Приобщаясь к международным отношениям, я чувствовала, как мои мозги начинают закипать. Я пыталась обсудить все это с Науэлем, но, катастрофически разобиженный, он был нем как рыба. Когда бы я ни зашла к нему в комнату, он лежал на кровати, вытянувшись, как в гробу, и со скорбным выражением лица гладил спящего у него на груди кота. Вероятно, Науэль надеялся выглядеть трагично, но необходимость периодически почесывать усеявшие его руки волдыри портила весь драматический эффект. К сожалению, в попытке донести до меня, как неправильно я с ним поступаю, Науэль не ограничился демонстративным общением с аллергенным животным. Что гораздо хуже, он начал слушать тяжелую музыку, таская у Микеля пластинки разных групп с названиями вроде «Дивизия мира» или «Новый порядок». Я не понимала, как он не сходит с ума от бешеного стука барабанов, рева гитар и замогильных стонов вокалистов. Хотя может и сходил, кто знает.

О возвращении Дьобулуса я узнала сразу – просто по тому, как изменилась атмосфера в доме. Будто стало теплее на несколько градусов. Я встрепенулась, как котенок, услышавший зов матери. Надо же, я действительно беспокоилась о нем.

– В этом не было необходимости, – сказал Дьобулус.

Мог бы дождаться хотя бы из вежливости, когда я выскажу свои переживания вслух…

За несколько дней он так осунулся, что я остолбенела, недоуменно его рассматривая. Глаза покраснели от усталости, а волосы казались кроваво-красными по сравнению с бледным лицом. Помятый и утомленный, Дьобулус все равно как-то умудрялся сохранять респектабельность.

Присев на край его широкой, застеленной красным бархатом, кровати, я наблюдала, как он переодевается. Когда он снял рубашку, я увидела полосы ссадин и синеющие пятна кровоподтеков у него на груди. Левое плечо было перевязано.

– Дьобулус! – воскликнула я в ужасе, и он нахмурился.

– Все не так страшно, как выглядит. Скоро заживет. Пойдем, поможешь мне вымыть голову. Рука меня пока плохо слушается.

– Что случилось? – спросила я, когда Дьобулус осторожно вытянулся в ванне и запрокинул голову под струей воды.

– Не проси меня рассказать тебе о конкретных случаях. Я могу только прояснить ситуацию в целом.

После ванны Дьобулус набросил на себя винный бархатный халат, но остался босиком. Мы переместились в кабинет, где Дьобулус зажег свечи, словно нас ожидало романтическое свидание.

– Сначала выпьем, – открыв стеклянную дверцу бара, он достал бутылку и посмотрел на этикетку. – Нет, нужно что-нибудь покрепче.

Я села в кресло у окна и, отпив предложенного зелья, закашлялась. Слишком крепко для меня. А Дьобулус даже не поморщился.

– Подождем.

– Чего подождем?

– Пока на тебя подействует, – взволнованный, он бродил по кабинету туда-сюда, беззвучно ступая босыми ступнями по мягкому ковру.

Уже через пять минут у меня перед глазами слегка поплыло, а мои обычно холодные руки согрелись.

– Итак, для начала включи свое воображение. Представь, что ты не та, кто ты есть, со всеми знаниями, полученными в школе и после нее, а человек неосведомленный и нейтральный. Задумайся о моменте возникновения нашего мира. Поверишь ли ты, если я скажу тебе, что вся наша вселенная была создана кем-то могущественным и огромным?

Я попыталась сделать серьезное выражение лица, но хихикнула и все испортила.

– Богом, что ли?

– Да.

– Еще скажи мне, что существуют привидения, вампиры и оборотни.

– Они существуют, – подтвердил Дьобулус на полном серьезе.

– Не могу поверить.

– И не сможешь. Ты родилась не в той стране.

– Ага, родилась бы в Ровенне, принимала бы на веру все нелепые истории, как дурочка. Вы же даже в колдовство умудряетесь верить.

– В Роване возможно все – каждый рованец знает это с рождения.

– И с чего бы ваша страна такая особенная? – иронично поинтересовалась я и зажгла сигарету.

– Может быть, дело в божественном замысле, а может, просто в случайности. В прошлом Богу неоднократно приходилось вмешиваться в происходящие на нашей планете события. Каждый раз, когда он спускался к людям, это происходило на территории одной страны – Рованы. Но Бог по сути своей слишком значителен, чтобы пройти, не оставив следа, и земля под его ногами преображалась, пропитываясь Силой.

– Даже так, – усмехнулась я и скептически выдохнула облако дыма.

– Силой мы называем первичную материю, – объяснил Дьобулус.

– Я не стану спрашивать, кого ты имеешь в виду под «мы», но хотя бы объясни, что значит «первичная материя». Это вещество?

– О, это что угодно. Вернее, она может быть превращена во что угодно. В камень, свет, лист, птицу. Хоть в целый мир, населенный бесчисленными созданиями – как, например, наш. Бог представляет собой одушевленный источник первичной материи. Фактически, это существо, способное создавать что угодно из самого себя.

– М-м… хорошо, что я пью, – я посмотрела в свой бокал.