Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

Я опустил нож, встал на ноги и побрел по темной улице. Жизнь и смерть. Первое не существует без второго. Люди умирают, со мной или без меня. Я всматривался в прохожих, пытался вспомнить свои ощущения в тот горький день, когда понял, что Илариус обречен, тот момент, когда увидел его судьбу – протянувшуюся в пространстве красную нить, вскоре обрывающуюся так резко, будто ее обрезали острыми ножницами. У этих прохожих тоже были судьбы, которые я мог рассмотреть. Поначалу мне приходилось настраиваться, долго преследуя людей, прежде чем я начинал видеть их нити, извивающиеся и раздваивающиеся, длинные или не очень.

Мой вид не внушал доверия, и кто-то сбегал от меня, а кто-то даже попытался ударить. Но я добился своей цели – я научился разворачивать перед собой прошлое и будущее любого человека с такой же легкостью, с какой отмотал бы нитку от катушки. Я видел, как судьбы сплетаются с другими судьбами, составляя общее полотно, различал все узелки и петли. Некоторые нити извлекались легко – вытащи одну, ущерб будет едва заметен, лишь легкое ощущение пустоты. А были и такие, что, потяни я за них, я деформировал бы всю ткань. Таким образом я приобретал способность к контролю над событиями, мог изменить их или отменить. Удивительно, почему я не научился всему этому раньше. Просто не было нужно.

К рассвету улицы почти опустели. Было холодно, как в могиле. На того бродягу-старичка я взглянул уже чисто машинально – и увидел смерть. Совсем рядом. Совсем скоро. Я последовал за ним. Мы постояли, ожидая зеленого сигнала светофора, хотя на дороге не было ни единой машины. Перешли на другую сторону, к парку. Старик направился к аллее. Шаги его становились медленнее и медленнее. Он остановился и согнулся, положив руку на грудь. С расстояния в десять шагов я бесстрастно наблюдал за ним. Я мог бы вызвать скорую с телефона-автомата, но знал, что любые действия тщетны – отведенное его жизни время истекает. Только когда человек упал на асфальт, я приблизился к нему. Он раскрывал рот, пытаясь что-то сказать. Я видел на его лице гримасу боли. У меня был складной нож в кармане. Я достал нож и вытащил лезвие, не показывая старику. Его взгляд умолял меня. «Я помогу вам, – сказал я. – Скоро боль закончится». И ударил его, прикончив почти мгновенно.

Пока мой демон глотал, я сидел на асфальте и смотрел в светлеющее небо. Я чувствовал себя виноватым, но менее, чем если бы убил ребенка, женщину или человека, чья нить судьбы была долгой и прочной, такой прочной, что один я мог ее разорвать. Этот бродяжка умер бы в любом случае. Я попытался увидеть собственную нить. Она тянулась недолго и обрывалась несколько лет назад. Мое выживание было ошибкой, сбоем, и на данный момент я был совершенно свободен от сценария судьбы, но знал, что новая нить уже свивается, складываясь из тончайших волокон. Я посмотрел на старика. Его лицо было таким спокойным. Капли крови замерзли, превратившись в красный лед. «Мне не должно быть противно, – сказал я себе. – Кровь – священная жидкость, ее используют в ритуалах, и даже пить ее, наслаждаясь вкусом, более естественно, чем чувствовать к ней отвращение».

Я смог дотянуть до весны, но, растратив Силу до донышка, ощущал себя так, что лучше бы был мертв. Настала пора вернуться домой. Стоило мне пересечь границу, как мне стало лучше – впрочем, это ощущение могло быть результатом самовнушения. Несмотря на долгие изматывающие часы, проведенные в разбитом трясущемся грузовике, меня наполнили энергия и искрящаяся радость. Я вдыхал воздух моей страны и не мог им насытиться. Возвращение в Ровану было все равно как воссоединение с собственной душой.

Восстанавливаясь, я около месяца прожил в Торикине. Это было прекрасное место для такого человека, как я – по множеству причин. В Льеде от меня шарахались прохожие, напуганные моей бандитской манерой одеваться, длинными вызывающе рыжими волосами и цепким взглядом. В Торикине же меня не замечали. Для рованской столицы я был недостаточно странным, чтобы привлекать внимание. Каждое утро я ходил в Парк Исчезающих Теней. Там было столько Силы, что ветки вибрировали.

Единожды я решился приблизиться к зданию «Серебряной Лисицы». Я долго стоял, рассматривая знакомые стены, переполненный упреками и любовью. Даже если мне до сих пор не сказали этого напрямую, я знал, что они нуждаются во мне. Но я не решился войти.

Вернувшись в Роану, я начал строить свою империю. Мне не обязательно было причинять зло своими руками, чтобы мой демон оставался довольным, и я был рад избавиться от обязанности разделывать для него дичь. Дважды в год я возвращался в Ровану, где набирался сил и восстанавливал здоровье. И все это время я чувствовал на себе неотрывный взгляд СЛ.

Прошло немало лет, прежде чем я услышал их призыв, сиреной взвывший в моей голове. Час настал. За долгий срок ожидания, когда отчаянье чередовалось с надеждой, я очень изменился. Я стал сильным, изворотливым, хитрым. Я был готов стать их лучшим бойцом. С этой мыслью я сел в самолет.

Среди мирной тишины утренних улиц я вдруг услышал, как мой демон ворчит и жалуется, требуя пищи. Я должен был утихомирить его, прежде чем отправляться в СЛ. Я заприметил неуверенно загребающего ногами человека. Он явно ощущал себя неуютно в рованской столице. «Ты ровеннец?» – спросил я. Он обернулся: «Нет». Я посмотрел в его вопрошающие глаза, проследил за витками ниточки его судьбы и там, где она обрывается, увидел собственное лицо.

Я предполагал, что не все будут рады работать со мной, но не представлял, какие отчаянные споры велись вокруг моего имени все эти годы. К тому времени структура организации изменилась – сформировали два отдела, причем второй сплошь состоял из честолюбивых нахальных новичков. Возможно, с ними я сработался бы лучше, но мое дело по наследству перешло Первому Отделу, многих сотрудников которого, хотя и изрядно постаревших, я смог узнать в лицо. Должность начальника Первого Отдела СЛ занял человек по имени Медведь. К сожалению, он являлся одним из самых ожесточенных моих противников.

Когда я вошел к нему в кабинет, Медведь даже не удосужился изобразить удивление, лишь тяжело вздохнул, откладывая в сторону бумаги. Он знал, что я приду. Да, у них все было просчитано с самого начала, и мое возвращение было так же запланировано, как мое бегство ранее. Я понимал это. Как и то, что не могу быть уверен, что привязанность, которую демонстрировал ко мне Илариус, была искренней. Я мог быть для него просто работой, очередным заданием, которое ему поручили выполнить, и, возможно, каждая фраза, которую он говорил мне, была продумана и согласована коллегиально.

Костюм Медведя был мятым, точно он спал в нем, а борода выглядела растрепанной. На столе громоздились пустые кофейные чашки. Все это заставило меня задуматься о том, что здесь происходит.