Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

– Знаешь, – сказала я надтреснуто, будто что-то во мне разбилось. – Иногда я сомневаюсь, что ты мой друг.

– Что же навело тебя на мысль? – Науэль включил проигрыватель.

Я обернулась на него. Его лицо было непроницаемым, чужим, злобным.

– Иногда я даже сомневаюсь, что ты – это ты, – прошептала я.

– И сколько еще ты планируешь стоять там без пальто? Намерена вызвать у меня чувство вины, заморозив себя до смерти? – достав из бардачка дешевые детские часы, доставшиеся нам вместе с машиной, Науэль взглянул на них. – Час ночи. Раз уж тебе не спится, заглянем куда-нибудь выпить.

Когда я села рядом с ним, я отчетливо ощутила исходящие от него холод и запах тления. Он был как мертвец, лежащий на дне грязного озера. Я могла бы отдать ему себя, мою любовь, мою заботу. Но все это не было ему нужно.

Огни фонарей проносились мимо, расплываясь все больше. В песне пели о любви – банальные строчки, пытающиеся замаскировать отсутствие мысли и вдохновения у автора текста. Но я думала, что это не любовь. Это самоуничтожение. Созависимость. Я сама заслуживала диагноза.

Миновав вереницу закрытых на ночь магазинов, Науэль остановил машину возле ничем не примечательного бара из серого кирпича. Вывеска облезла, и ее подкрасили масляной краской несовпадающего оттенка. «Старые друзья», прочла я и хмыкнула. Науэль первым распахнул дверь и шагнул в полумрак.

Внутри было так накурено, что настоящие друзья уже бы спасали друг друга отсюда.

– Будешь что-нибудь?

«Если только твои седативы».

– Нет.

Мы сели за столик. Науэль, теперь не таясь, запил свои таблетки пивом. Что ж, если он частенько так делает, неудивительно, что результаты лечения так себе.

– Науэль, – позвали негромко, и мы вздрогнули, переглянувшись.

Науэль встал, и я увидела человека, которого он заслонял прежде. Тот смотрел прямо на нас. В нем не было ничего неприятного и подозрительного, симпатичный парень, даже очень, но у меня внутри возник холодок.

Посомневавшись, Науэль все-таки подошел к соседнему столику.

– Удивлен, что ты смог узнать меня, Эллеке. Столько лет прошло, – он хмурился, откровенно не радуясь встрече.

– У тебя тоже не возникло проблем с идентификацией.

– Я сильно изменился. Ты остался прежним.

– Не стой, садись, – Эллеке выдвинул стул. – Скулы. Подбородок. И, разумеется, нос. Маленькая горбинка была у тебя от матери.

– Мой нос остался прежним.

– Конечно, – Эллеке улыбнулся – мягко, но не без иронии. – Ты довел ваше с отцом внешнее сходство до совершенства. Одно лицо.

– Последнее, к чему я стал бы стремиться, – процедил Науэль.

– Но то, к чему ты пришел в итоге.

Их взгляды столкнулись на секунду, вызывая короткое замыкание: щелчок, вспышка, тоненькая струйка дыма. Моя тревога усилилась.

– С моего места хорошо видно входящих. Я увидел тебя сразу, но задумался, окликать ли.

– Может, и не нужно было, – угрюмо отозвался Науэль.

– Кто знает. Познакомишь со своей девушкой?

– Она не моя девушка.

Эллеке помахал мне рукой.

– Идите к нам!

Я пересела.

– Элле.

– Анна.

Он с чуть преувеличенным дружелюбием пожал мне руку, но после мы трое как онемели. Пользуясь минутой, я рассматривала Эллеке. У него были длинные ресницы и карие глаза, смотрящие мягко и безмятежно, хотя уголки губ иногда сползали вниз. С его добрым лицом, слегка волнистыми каштановыми волосами, в бежево-зеленой фланелевой рубашке, надетой поверх футболки, он казался уютным и успокаивающим. Он не походил на типичного приятеля Науэля, но это только подкрепляло догадку, что когда-то он был кем-то большим. Очень мило, что мы встретили двух бывших Науэля в одном городе, но сам Науэль сказал бы, что чисто статистически в любом городе можно встретить как минимум двух его бывших.

– Мы пойдем, – пробормотал Науэль. – Я повздорил кое с кем. Лучше бы им не видеть тебя с нами.

– Было бы удивительно, если бы ты ни с кем не повздорил. Не волнуйся. После вас сюда никто не заходил. Не похоже, что вас преследуют.

На секунду в глазах Науэля мелькнуло загнанное выражение, потом он растянул губы в улыбке:

– Ну, если ты не боишься парочки потенциально смертельных ранений…

– Разве что от тебя.

Науэль наконец уселся. Он был совершенно выбит из колеи.

– Признаться, я просто в шоке. Встретить тебя… в чужом городе… невероятное совпадение. Это… как увидеть призрака.

– В тот раз я все-таки выжил.

Мне захотелось курить, и я сунула руку в карман, зная, что он пуст, но продолжая надеяться. Никогда так сильно не жалела об отсутствии курева. Напряжение, исходящее от этих двоих, заставляло меня вертеться, как жук на сковороде. Я глубоко вдохнула продымленный воздух. Хотя бы пассивное курение…

– Уйдем отсюда? – спросил вдруг Эллеке и взял со спинки стула свою куртку.

Улавливая сомнения Науэля, я мысленно попросила его отказаться, но он согласился:

– Уйдем.

– Я живу тут недалеко, – известил Эллеке, и Науэль что-то буркнул в ответ.

Мы вышли на улицу, где успело заметно похолодать, даже подморозить. Под ногами было скользко, тоненький месяц светил убого и жалко. Науэль и Эллеке шли впереди – невнятные темные силуэты, сливающиеся с ночью, и только волосы Науэля ярко белели.

– Не отставай, – добродушно поторопил меня Эллеке, обернувшись, и мне стало еще хуже. Он был таким простым. Однажды ввязавшимся в отношения со сложным человеком, но простым, понятным, теплым, спокойным. Он не пах розами и не был звездой, чья красота восхищает толпы. Не был он и загадочным хитрецом, окруженным мистической аурой, со взглядом, пронзающим душу до дна. У него не было ничего, чтобы привлечь Науэля – кроме себя самого. И мое сердце грызла черная ревность.

Эллеке жил на последнем этаже трехэтажного дома. Мы поднялись по внешней металлической лестнице.

– Что ты вообще здесь делаешь?

– Работаю. Завтра уезжаю домой, – Эллеке зазвенел ключами.

Наверное, мы с Науэлем одновременно подумали: «Тем лучше для тебя». Науэль озирался весь день: хвоста вроде не было, но все равно мы опасались навлечь на собеседников беду. Едва ли они решились бы посягнуть на Ирис – все-таки, она знаменитая поп-звезда, но Эллеке был куда уязвимее.

Эллеке вошел первым и включил свет. Коридор был очень узким.

– Домой – туда?

– Нет. Вскоре после… тех событий мы с мамой бросили отца и уехали. Он погиб два года спустя, уснув с сигаретой – сгорел вместе с домом. Сейчас я живу в Льеде.

Науэль прислонился к стене, покрытой старыми клетчатыми обоями.

– В одном городе… и мы не знали об этом.

– В одном городе, но в разных мирах. Ничего удивительного.

– Обо мне пишут в газетах.

– Я не читаю газет и не смотрю телевизор.