Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

Науэль молча положил на стойку синюю тысячную купюру.

Парень наконец-то соизволил повернуть в глазницах свои стеклянно-блестящие глаза и наклонился к стойке, близоруко присматриваясь к банкноте. Меж его темными волосами, склеенными гелем в отдельные пряди, некрасиво белела кожа.

– Ты что, подкупить меня хочешь? – выдал он тоном оскорбленного величия.

Науэль вскинул брови.

– Эта задроченная кассета стоит втрое дешевле.

– Эй, парень, ты думаешь, ты меня купишь?

Науэль выставил вперед ладони.

– Тебя мне и бесплатно не надо.

Парень внезапно обиделся. К его сизым, плохо выбритым щекам прилила кровь.

– Пожалуйста, – сказала я быстро, – не будем устраивать бурю в стакане воды. Нам очень нужен этот фильм. Не лучше ли договориться так, чтобы все остались довольны?

Стеклянноглазый с шумом выдохнул воздух, устремил свирепый взгляд на Науэля, приготовился высказаться… и замер в изумлении, зияя распахнутым ртом. На влажном розовом языке блестела серебряная сережка.

– Это ты, – потрясенно протянул он, выйдя из ступора, на что Науэль отреагировал немедленным:

– Нет, – и отступил на шаг.

– Это ТЫ! – взвизгнул парень.

Науэль тревожно огляделся по сторонам. Нам повезло: в зале не было других посетителей.

– Я тебя вижу первый раз в жизни.

– Зато я видел тебя тысячу раз, – возразил парень.

– Ох, иди ты в жопу, – вздохнул Науэль.

– Да, это точно ты, – счастливо рассмеялся парень.

Науэль был неизменно груб со своими фанатами. Однажды я решилась спросить его, как он может так относиться к людям, восхищающимися им, но Науэль только раздраженно сунул руки в карманы и буркнул: «Какое мне дело». Но в данном случае я не испытывала к парню сочувствия. Они друг друга стоили.

– Ладно, – неожиданно сдался Науэль. – Если это я, ты отдашь мне гребаную кассету?

– Ну нет, ты же сразу уйдешь, – в голосе парня почтительность смешивалась с навязчивостью. Я уверена, услышав эту фразу, Науэль подумал о пистолете. – Я слишком долго мечтал о том, чтобы увидеть тебя наяву, поговорить с тобой. Я даже начал раздумывать, как бы мне до тебя добраться.

– Звучит угрожающе, – Науэль закатил глаза, пытаясь придумать что-то достаточно саркастичное, но его отравленный алкоголем и таблетками, нуждающийся в отдыхе мозг не спешил проявить себя.

– Я смотрел все твои фильмы, абсолютно все…

– Я был в них одетым? – вяло осведомился Науэль.

– Частично.

– Значит, не все, – во взгляде Науэля читалась тоска.

– Первый раз я увидел тебя в «Вопле». Меня как будто мордой об стол шибануло, прямо звезды из глаз – вот, таким я хочу быть, и забить на все фуфло!

– Он имеет в виду, что резко пересмотрел свою экзистенцию, – кисло пояснил для меня Науэль. – Твою мать, отдай мне кассету, и я уйду.

Стеклянноглазый так и взвился. Когда он закричал, изо рта полетела слюна, и Науэль демонстративно отступил еще на шаг.

– Ты уже говорил так, в «Выстреле в затылок»: «Отдай мне паршивый бриллиант, и я уйду»!

– Блядь. Не напоминай.

Стеклянноглазый потянулся к нему. Науэль отодвинулся.

– Это правда, что когда вы снимали «Падальщика», вас преследовали неприятности?

– Первое и последнее несчастье, касающееся этого фильма, это сценарий.

Стеклянноглазый тяжело задышал, оттопыривая нижнюю губу, и мне стало не по себе. Его глаза двигались слишком быстро, пальцы обхватили край стойки с такой силой, что костяшки побелели. Проблемы этого парня затрагивали не только его вкусы в кинематографе.

– О-о-о, – выдохнул он. – Это должно было случиться. Я заслужил того, чтобы встретить тебя. Я старался, менялся с каждым днем, становился все больше как ты.

– А то тебе известно, какой я, – буркнул Науэль. Теперь он не спешил уйти. Его взгляд, в котором раньше не читалось ничего, кроме презрения, стал изучающим, настороженным, цепким.

– Я знаю о тебе все! – крикнул парень за стойкой.

– Тогда скажи, какого цвета у меня трусы, – предложил Науэль. – Что означает весь этот бред, «менялся», «как ты»?

– Твое появление – знак судьбы. Я понял все правильно – я не как они, эти… мыши, что забиваются в норы. Я как ты, мы из одного источника.

– Какого такого блядского источника?

Стеклянноглазый опустил веки, оставив узкие щелки.

– Мы люди ночи, как ты нас назвал.

– Чего? – у Науэля глаза полезли на лоб.

– Ты сказал так в «Остывшей крови».

– Тупое мочилово про вампиров… цитировать и цитировать, но не в твоей кретинской пафосной манере… За кого ты меня принимаешь?

Пытаясь приблизиться к Науэлю, парень прижался животом к стойке.

– Ты высказываешь циничные, безобразные вещи. Ты ни к кому не привязываешься и с легкостью выбрасываешь людей из своей жизни. Мне нравятся твои сарказм и мрачность, то, как ты расправляешься с этими жалкими овцами, лишь только они почувствуют себя в безопасности. Ты тот, кто может позволить себе быть свободным, тот, кто вознес себя над ничтожностью и ничтожными. Кто нашел в себе силы, чтобы отвергнуть их условности, и смелость, чтобы раскрыть мрак своего сознания.

– Придурок. Я изображу из себя все что угодно, если мне достаточно заплатят.

– Ты не должен притворяться, – улыбнулся Стеклянноглазый. – Это не просто роли. Я знаю. Но их ты ловко обманул – им и в голову не приходит, что твои монстры, убедительность которых они объясняют талантом, для тебя всего лишь возможность показать свою истинную суть…

– Вот прямо не знаю, после всего, что ты наговорил, считать себя хорошим актером или плохим, – пробормотал Науэль. – Но про тебя мне все ясно. Чувак, у тебя понос вместо мозгов. Что бы я там не ломал из себя на экране, это не имеет отношения к моей реальной личности. Так на кого ты хочешь быть похожим? На позера из ящика?

Стеклянноглазый упрямо мотнул головой, и меж его челюстями мелькнула серебряная сережка.

– Почему ты не раскрываешься мне? Почему не признаешь, что это не игра?

– Что – не игра? То, что я говорю с целью взбесить общественность?

– Нет, я понимаю, что на телевидении ты притворяешься. Телевидение – дерьмо, – скривился Стеклянноглазый. – И понимаю, что в фильмах ты воплощаешь придуманных персонажей. Но… даже если убийство срежиссировано, взгляд убийцы нельзя подделать.

У Науэля наконец-то сдали нервы.

– Да что ты несешь! – взорвался он. – Совсем рехнулся среди своих тупых киношек. Думаешь, я на самом деле ночи напролет гоняюсь с ножом за блондинками?

Стеклянные глаза замерли на лице Науэля. Парень улыбнулся тихой улыбкой заговорщика: «Я все понимаю, мы вынуждены притворяться, но нам – мне и тебе – известна правда».

– Я читал рассказ глупого мальчишки-фотографа о том, как ты заставлял его покончить с собой. Ты говорил ему, что тебе нравится терзать его, что его кровь – как сладкий сок для тебя. Что ты счастлив его мучить.