Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

– Даже если… В своем рассказе он был волен понаписать любые бредни, – возразил Науэль. Опустив голову, он посмотрел на Стеклянноглазого исподлобья – решительно и злобно, как будто наконец признал в нем серьезную угрозу.

– Пошли отсюда, – попросила я, дотрагиваясь до его рукава. – Поищем фильм в другом месте.

– Мы уже его нашли, – произнес Науэль, надавливая на каждое слово.

– Попробуй убедить меня, что это неправда, – Стеклянноглазый улыбался. Я почувствовала, как на моем лице проступает страх. – Скажи, что на самом деле ты никого не убивал, своими руками или косвенно.

Я перевела взгляд на Науэля. Его губы были плотно сжаты. «Ответь ему, – мысленно попросила я. – Не позволь взвалить на тебя этот чудовищный груз». Прошло секунд тридцать, нарушаемых лишь рокотом проезжающих за окном машин, и даже забытый всеми телевизор не издал ни звука. «Почему ты не возразишь?» – удивилась я. Науэль не размыкал губ. Под ногами героя фильма хрустнула веточка. Когда из телевизионного динамика раздался вопль, мы вздрогнули, все трое.

Улыбка Стеклянноглазого ожила, растянулась шире.

– Ты такой, каким предстаешь в своих фильмах. Ничего и изображать не нужно, – он стиснул зубами кончик языка.

И Науэль вдруг успокоился. Волна раздражения, плещущая от него, схлынула.

– Допустим, – ровно произнес он. – Допустим, уже в восемь лет я стал свидетелем гибели человека. Я мог убить своего одноклассника, когда мне было пятнадцать, и, возможно, я это сделал. Я веду двойную жизнь, храню в тайне то, что мне нравится терзать людей. Готов на любую жестокость, лишь бы самому ощутить удовлетворение и безопасность. Конечно, все это только гипотетически. Тебе нравится?

Стеклянные глаза блестели.

– Да! Да, мне это нравится.

– Науэль, уйдем отсюда…

Он продолжал.

– Страшно представить, какие еще персоны, кроме моей, тебя привлекают. Кто-нибудь вроде Тальтекского Пугала?

– Да, и Мельница, и Разделитель тел, и Медсестра-убийца, и Хромой Вилек, и Зеленый человек, и… – он перечислял маньяков, мешая киношных с реальными. – Я завесил постерами всю свою комнату. У меня даже есть пластиковая фигура Хлопуна в натуральную величину, – похвастался он. – Я знаю о них больше, чем когда-либо знали глупые полицейские, которые их преследовали. Привычки, методы. У Эрмиэле-Демона было не сто двадцать пять жертв, а сто двадцать семь, потому что первые два убийства, совершенные им в юности, когда он еще не выработал свой почерк, ошибочно отнесли на счет Господина А… Речная дама не работала ни дня в своей жизни, существуя за счет страховых выплат после смерти близких. А потом, когда у нее кончились родственники…

– Не продолжай, – перебил Науэль. – Мне хватает моих познаний в этой области.

– Эти люди были настоящими. Они отказались быть рабами общественных правил, они подчинили общество себе.

– Угу. И каждую неделю у нас новые герои. Что это, как ни выражение свободы и силы духа – прирезать стареющую домохозяйку на ее собственной кухне или откромсать ручки-ножки от девочки. Борись с обществом, начни с соседей.

– Ты понимаешь меня. Только ты понимаешь меня.

Губы Науэля искривились в язвительной ухмылке, пока он решал, что бы сказать на это. Но внезапно тревога во взгляде сменилась апатией.

– Ты меня поймал, мальчик. Да, я такой, как ты думаешь. Не могу найти для себя развлечения лучше, чем пришить кого-нибудь. Я свободен, как работник скотобойни. Велик, как прыщ на лице человечества. Ощущаю себя охуенно могущественным. Почти таким же могущественным, как Пугало, которого уволили с должности сборщика шариковых ручек, так как ему не хватало мозгов справляться даже с такими обязанностями, или Мельница, с его нервным тиком и геморроидальными кровотечениями. А Зеленому человеку так и не удалось никого трахнуть, даже если объект его страсти был слишком мертв, чтобы сопротивляться. Или как раз-таки поэтому – ведь, как он сказал, они совсем ему не помогали. Вот только ты немного заблуждался, когда строил планы нашего знакомства. Такие, как я, не склонны испытывать дружеских чувств к коллегам. Мы склонны считать их конкурентами, претендующими на нашу славу. А конкурентов…

Рука Науэля плавно скользнула в карман пальто, и, предугадав его следующее движение, Стеклянноглазый вздрогнул всем телом. В следующий момент Науэль рывком притянул его через стойку к себе. Я тихо взвизгнула, и кто-то вторил мне вскриком, почти одновременно со скрипом открываемой двери. Посетительнице хватило секунды, чтобы удовлетворить праздное любопытство, и дверь захлопнулась, провожая ту, которую только что впустила.

– Что скажешь сейчас? – осведомился Науэль со злобным весельем в голосе и повернул нож, как будто намеревался провинтить дырку в щеке Стеклянноглазого. – Я нравлюсь тебе по-прежнему? Или больше?

– Науэль, перестань… отпустил его… – уговаривала я.

– Ни к чему так нервничать, Анна, я всего лишь проверяю преданность моего фаната. Ну так что, мой самовознёсшийся мальчик, ты все еще в восторге от того, что встретил меня?

Стеклянноглазый захрипел, отклоняясь от ножа.

– Я могу убить тебя. Я все еще буду для тебя героем?

– Не надо, – по щеке Стеклянноглазого вдруг скатилась слеза, крупная и мутная, как капли, вылетающие из-под колес машин в дождливый день.

– Да тебя расколоть легко, как гнилой орех. Я достигну величия, прикончив тебя, хотя это все равно, что таракана раздавить? Отвечай. – Науэль тряхнул его. – Да? Да?

– Нет, – захныкал Стеклянноглазый.

– Я тебе нравлюсь сейчас?

– Нет. Нет!

– Науэль, достаточно, – я потянула его за предплечье.

– Это не эпизод из фильма и не фрагмент криминальной статьи из желтой газеты. Фантазии закончились, добро пожаловать в реальность. Зацени прелесть момента. Или ты предпочел бы поменяться со мной местами, чтобы это ты вонзал мне нож в ухо?

– Нет. Я не хочу. Только отпусти меня!

– Урод, – Науэль отпихнул его, и Стеклянноглазый сжался в комок возле стойки. – Иди домой и перечитай свои любимые книжонки. Подозреваю, сегодня ты будешь представлять себя в противоположной роли.

Стеклянноглазый всхлипнул.

– Он плачет, – брезгливо поморщился Науэль. – Дешевка. Быстро тащи кассету!

Стеклянноглазый засуетился, трясущимися руками копаясь в видеотеке.

– Шустрее! – прикрикивал Науэль.

Получив кассету, Науэль сгреб со стойки купюру и направился к выходу.

– Подожди, – робким голосом окликнул его Стеклянноглазый. – Оставь мне автограф, пожалуйста.

– Если только на лбу.

– Хоть так…

С саркастичной усмешкой Науэль взял протянутый ему фломастер. Стеклянноглазый подставил лицо, доверчиво улыбаясь. Когда Науэль вывел у него на лбу: «Кретин», он все еще улыбался.