Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

– Не увиливай, – властно перебила я и ушам своим не поверила. Похоже, ночная встряска в доме романистки подействовала на меня не так, как он ожидал.

Науэль как будто бы растерялся на секунду, но собрался и усмехнулся.

– Я решил, ни к чему терять ее впустую. Поэтому я продал ее, – сцепив пальцы замком, он прижал их к груди. Это заявление могло быть правдивым, я бы не удивилась. А могло и не быть – Науэль был очевидно не настроен на откровенность. Его торчащие локти, которые он направил на меня, выглядели острыми, как стрелы.

– Лучше бы я тоже свою продала. После не чувствовала бы себя такой дурой, – я раздавила столбик пепла о жестяное дно пепельницы. – А ты… ммм… лишал кого-нибудь невинности?

– Аннаделла, мне кажется, ты немножечко рехнулась.

– Просто любопытство.

– Ладно. Однажды, может быть.

– Мальчика или девочку?

– Мальчика.

– О, – я выдохнула дым через ноздри. – Прямо совсем мальчика?

Терпение Науэля закончилось.

– Он был мой ровесник! Да я в жизни своей не связывался ни с кем, младше меня хотя бы на три года!

Мне была непонятна его бурная реакция.

– Да я верю, верю, – я посмотрела на него снизу вверх. Науэль отвернулся.

Накатившее внезапно возбуждение так же стремительно спало. Копошение на экране вдруг показалось суетливым и омерзительным. Эти двое согласны отлизать друг дружке все что угодно, но на взгляд глаза в глаза они не осмелятся. Этой женщине на самом деле нравится, когда ее головой так орудуют? Быть куском мяса для этого мужика, касающегося ее так безразлично, и для других, которые будут смотреть запись позже? И как раздражающе фальшиво звучат ее стоны. Такое ощущение, что, если акт неожиданно прервется, она и не заметит, продолжая издавать эти мерзкие звуки.

Я встала и вернула пепельницу на ее место рядом с телевизором.

– Надоело, можешь выключить.

В ванной комнате я обняла себя руками, ощущая какое-то смутное чувство беззащитности. Ни за что не согласилась бы на такую работу. Впрочем, никто и не предлагает. Мое отражение в зеркале выглядело понурым. Науэль стукнул в дверь.

– Белье.

Я сдвинула щеколду и протянула руку.

– Дать тебе футболку?

– Только без надписей.

Не хочу ходить со словом «леденец» во всю грудь. Достаточного одного сладенького. Заперев дверь, я присела на край ванны, комкая в руках трусики. Науэль купил их в магазине, куда заходил без меня. Темно-голубые, с бантиками. Я была готова зашипеть. За кого он меня держит? За ребенка? Злость оживила угасшее возбуждение, и я беспокойно заерзала. «Иди и сними кого-нибудь», – он сказал. Вот уж действительно.

– Р-р-р-р, – вырвалось у меня рычание. Спокойно, Анна, спокойно.

Не хочу я никуда идти и никого снимать. Хочу его. Откуда взялись такие мысли?

(оттуда, вот прямо оттуда)

Ледяной пол обжигал ступни даже сквозь носки. Я сама понимала, что начала наглеть, с каждым разом все дальше проникая за установленную в наших отношениях границу приемлемого. Впрочем, мою наглость (или смелость?) легко объяснить. Раньше я слишком боялась, что одно мое неверное слово, и Науэль предпочтет найти другое занятие в ночь с пятницы на субботу. Сейчас же я была уверена, что, несмотря на все мои выкрутасы, он меня не оставит, не бросит одну в опасной ситуации.

Дрожа от холода, я начала раздеваться. Предпочла бы раздеться не в одиночестве…

(Нет, ты уймешься, наконец? Что за кошачье бешенство?)

Я замерла. А что, если… да без всяких «если», просто пойти и сказать ему. Потребовать? Анна, у тебя от недотраха крыша едет. Тем более. Он же мой друг, вот пусть и поможет мне с этим справиться. Рр-ррррр. Зато теперь мои желания были достаточно примитивными и грубыми, чтобы меня нельзя было обвинить в идиотской романтичности. В самом деле, почему я не могу получить от него хотя бы секс? Ни на что не претендуя, ни на что не надеясь. Просто акт. Как в порно. Он же с кем только не путался… Так какая ему разница, почему бы не спутаться и со мной? Умыться. Открыть дверь. Выйти и сказать…

(Что сказать, что сказать, что сказать?)

Да как есть, так и скажи. Ну и что, пусть неприлично. Ему же все равно. Все очень просто. И совсем не страшно.

Я глянула на себя в зеркало, и на мое пламя как водой плеснули. Сплошное раздраженное шипение. В режим недовольства собой я умела переключаться мгновенно и надолго. Какие такие глупые планы я строю, когда мои волосы торчат как солома? Когда у меня такое ужасное, усталое лицо? К моему ужасу, я заметила красное воспаленное пятнышко на щеке. Еще прыща не хватало. Мне понравились только глаза. Они горели лихорадочным, бесноватым блеском («у блядей глаза блестят»). Так что ты там планировала сделать, безумная женщина? Уже ничего.

Даже если отвлечься от моих недостатков (легче сказать, чем сделать), остается вопрос, интересует ли его вообще противоположный пол… Такое ощущение, что он голубеет с каждым днем. Не помню, чтобы он встречался с женщиной за последние четыре года… На резких, грубоватых девушек из клуба он не обращал внимания. Впрочем, и сами девушки из клуба больше интересовались друг другом. Он с явной симпатией относился к Шелби, которая, как я поняла со временем, была Науэлем в женском обличье – сексуальная, нахальная, ни с кем себя не связывающая, ни о ком не задумывающаяся всерьез. Когда она исчезла три года назад, мне так никто и не объяснил внятно, что с ней случилось.

Шелби была далеко не единственной чересчур красивой женщиной в его окружении. Науэль часто появлялся в свете в компании стеклянно-хрупких моделей или ярких, похожих на экзотических птиц, певиц, о чем я знала из фотографий в колонках светских новостей. Рядом с ними Науэль выглядел преображенным, источал мягкость, которую в реальности мне наблюдать не доводилось. Вот такие девушки ему нравились – факт, повергающий в уныние. Доходило ли у него с ними до постели? Логично предположить, что да, но однажды Эрель шепнул мне, что кроме безбрежного обожания Науэля между ними ничего нет. Впрочем, Эрель мог так сказать из сострадания к бедной убогой мне. С другой стороны, Эрель, как друг Науэля, должен знать правду… А, ладно. Даже если и так. Я выгляжу не столь шикарно, как они, сложно не заметить.

Я повернула кран. Все, забудь. Пусть мысли заглушит шум воды.

– И что там складывать? – спросила я, выходя из ванной, одетая только в футболку и трусы с бантиками – нет, не в попытке совращения, а из нежелания влезать обратно в пыльные брюки. Мой вид меня мало смущал, учитывая, что у Науэля не было привычки меня разглядывать. Да и по его представлениям о наготе нужно снять с себя кожу, чтобы считаться недостаточно одетой.

– Да вот их, я думаю, – Науэль указал на женщин на экране.

– Как ты их сложишь?