Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

Наша машина вылетела за поворот, едва не задевая левым боком встречную. Я взвизгнула, ослепленная светом фар.

– Твою мать, ляг ты на пол! – проорал Науэль.

Но когда я не могла наблюдать ничего из происходящего, мне становилось еще страшнее, поэтому я смотрела в окно, сидя на полу и вцепившись в приборную панель судорожно стиснутыми пальцами. Вспышками света мелькали несущиеся на нас фонари, а потом мы точно в грот въехали, кромешная тьма – Науэль выключил фары, и при отсутствии зрительного восприятия меня полностью захватила музыка. Плоть музыки, состоящая из мелодии и голоса певицы, как растворилась, остался только вздрагивающий скелет ритма. В паузе между предыдущей и следующей песней я отчетливо услышала звук выстрела – неожиданно тихий, больше похожий на свист. Стекло не взорвалось, не посыпалось на капот. Я возликовала, что они промазали, а потом до меня дошло, что их больше интересуют наши колеса, чем стекла, поэтому Науэль так и петляет. Перспектива быть схваченной этими людьми пугала меня больше, чем вероятность быть ими убитой, и я ужасно занервничала, но пещерная темнота обещала нам спасение – Науэль ускользал от преследователей. Если, конечно, мы не вылетим с обочины…

Снизу вверх я посмотрела на Науэля. В единственном слабом свете огоньков от магнитолы мне сначала почудилось, что он плачет – глаза блестят, рот приоткрыт. А потом я поняла, что он смеется. Он сошел с ума? Кому в такой ситуации может быть весело? Боковым зрением я различила мерцание впереди и вскоре смогла рассмотреть: дорогу преграждали освещенные серебристым светом металлические ворота, от которых в стороны расходилась высокая каменная стена. Науэль мчался прямо на ворота с непосредственностью человека, уверенного, что и так задержался в этом мире дольше, чем хотелось.

Музыка исчезла, хотя на самом деле это я оглохла, и в беззвучной темноте я наблюдала, как мы приближаемся к тонне стали, которой чьи-то настойчивые руки придали форму переплетающихся цветов и веток. Однако, даже приобретя изысканный вид, плотная жесткая масса не потеряла свою неумолимость. Науэль не снижал скорость. Мне хотелось посмотреть, по-прежнему ли ему весело, но я глаз не могла отвести, завороженная собственной гибелью. Расстояние сокращалось… столкновения было уже не миновать… В последний момент я зажмурила глаза, замечая сквозь ресницы, как посеребренная светом сталь подалась и отодвинулась назад…

Мы вылетели на ярко освещенную аллею. Музыка вернулась, навязчивая и радостная, загрохотала в ушах. Хотя наша машина двигалась очень быстро, я успела заметить одетых в черное людей, высыпавших на дорогу. Загремели выстрелы, частые, как дробь дождя по жестяной крыше, шумные, легко различимые даже сквозь музыку… Я ощутила металл в своем теле, но это было не больше, чем секундной игрой испуганного воображения. Выстрелы не задевали нас. Приподнявшись и, холодея от страха, заглянув за сиденье, я увидела грозди золотых брызг позади нашей машины и тупо подумала: «Опять фейерверки». Потом до меня дошло: стреляют по нашим преследователям. Что происходит?

Добивая тормоза, Науэль резко остановил машину и выпрыгнул из нее с легкостью резинового мячика. Раздался его бешеный крик:

– Вы трупы! ТРУПЫ! – и смех.

Я попыталась открыть дверь со своей стороны, но пальцы меня не слушались. Тогда я неуклюже проползла вдоль сиденья Науэля и выпала на асфальт.

Снаружи было много людей, которые не суетились, но быстро перемещались туда-сюда. Науэль смотрел в ту сторону, откуда мы прибыли. Из его глаз выплескивалось яростное веселье. Я оглянулась: серая машина, вся изрешеченная пулями. Человек в черном пальто выволок водителя, уложил его на дороге. Меня передернуло. Я снова перевела взгляд на Науэля. Вряд ли он чувствовал отвращение, сожаление или грусть. Радость победителя затмевала для него все – он загнал этих людей в ловушку, и теперь они мертвы, неудачники. Я не знала, что сказать и что думать. Боковым зрением я видела толстые стволы деревьев – будто в лесу. И просто спросила:

– Куда мы приехали?

– Домой.

К Науэлю подошел бородатый человек, хлопнул его по плечу.

– Эль, ты не мог обставить свое появление менее помпезно? Рискованно так врываться, ведь мог закончить, как эти, – бородатый показал на изуродованную машину. – Мы догадались, что это ты, лишь по соплям карамельным, которые кроме тебя никто слушать не станет.

– Я не сомневался, что вы меня узнаете, – рассмеялся Науэль. – Людей с недостатком сообразительности здесь не держат.

– Во что опять ввязался? Вот талант попадать в истории.

– Позже, Никалауш. Дьобулус вернулся?

– Час назад.

– Если кто-то остался в живых, прибереги его для меня! – крикнул Науэль, уже отдаляясь.

Бородатый устремил на меня вопрошающий взгляд, но сейчас я при всем своем желании не смогла бы объяснить, кто я. Я бросилась за Науэлем по аллее, без малейшего шанса нагнать его. Словно и не было этих долгих дней, когда он истощал свои последние ресурсы; он мчался словно ребенок или зверенок, не сдерживая себя, просто следуя порыву, перепрыгивая лужи или же, вскидывая брызги, пробегая прямо по ним.

В конце аллеи, отделившись от громадины дома, человек в коричневом костюме направился ему навстречу. Совсем запыхавшись, я перешла на шаг. Фонари светили так ярко, будто звезды опустились к земле, озаряли аллею, выжигая серебряную дорожку среди бархатной темноты парка, больше похожего на лес. Науэль подошел к человеку и тот обнял его, позволяя Науэлю прильнуть всем телом. Человек посмотрел в мою сторону, как будто выжидая, когда я подойду ближе, а потом впился в губы Науэля. Волосы незнакомца были ярко-красными.

В меня точно вонзили длинный шип, и с каждой секундой этого затяжного поцелуя он продвигался глубже. Конечно, порой мне по десятку раз за вечер доводилось наблюдать, как разные люди засовывают языки в рот Науэлю, но ни один из тех поцелуев не был таким самоуверенным, собственническим и привычным. И ни один из них Науэль не встречал так покорно и нетерпеливо. Я замедлила шаг.

– Ты вынул пирсинг из языка, – заметил человек, наконец-то отстранившись от Науэля, и спустя секунду, что-то сообразив, со вздохом добавил: – Жаль.

– Я так скучал, Дьобулус, – простонал Науэль и сгорбился, опуская голову на плечо красноволосого. Тот пропустил унизанные перстнями пальцы сквозь серебристые пряди волос Науэля, крепче прижимая его к себе. Над плечом Науэля он сверлил меня взглядом, и я поняла, что все прежние препятствия исполнению моей мечты о Науэле были ерундой, вот оно – главное и непреодолимое. Эти глаза, слегка раскосые, золотистые, умные и хитрые, как у лисы, излучали неприязнь и испепеляющее презрение, предлагали мне исчезнуть совсем. Вдруг споткнувшись о собственную ногу, я едва не упала.