Михаил Парфенов - Истории Ворона [сборник litres]

За подъездными окнами стояло то же самое красно-серое мельтешение. Одно было приоткрыто, на подоконнике стояла баночка для окурков. У Виктора неожиданно появилось желание бросить ее в рой, посмотреть, что произойдет, но после краткого размышления он передумал. Неизвестно, чем аукнется такая затея… Вместо этого Каркай закрыл створку, лишним точно не будет.

Продолговатое темное пятно примерно на том месте, где обрывались вчерашние художества Чисткова, он заметил краем глаза, спускаясь с третьего этажа на второй. Каркай остановился, вгляделся, чувствуя, как сдавливает горло и делается непослушным тело.

Потом он заставил себя спуститься ниже, туда, где обрывался кровавый след. Пятно состояло из множества небольших мазков, с наметившимися потеками внизу. Кровь закрасила одиннадцать крупных, угловатых, глубоко процарапанных в штукатурке букв.

Два слова.

«Сдохните все».

Первым желанием было вернуться на шестой этаж, выломать соседскую дверь. А дальше… Что он увидит и тем более сделает дальше, Каркай представлял очень смутно.

«Так, спокойно… – Он отвел взгляд от надписи, осторожно помассировал виски, в которых проснулась тягучая, пульсирующая боль. – Живой пока, и не только я. Придумаем что-нибудь».

Внизу раздалась отчаянная смачная мужская ругань, неожиданно взбодрившая его. Он тоже выругался – мысленно, но так же забористо – и поспешил вниз.

Возле подъездной двери стояло двое, и третий – «баритон» – на площадке первого этажа. Такое малолюдство ничуть не удивило Каркая: час ранний, да и воскресенье все-таки.

Троица была одета похожим образом – домашние тапочки, тренировочные штаны. Немного отличался верх – на «баритоне» была рубашка с короткими рукавами, пестрая, почти «гавайка». Пара у двери предпочитала футболки: один – синюю, второй – песочного цвета, с изображением египетских пирамид.

При виде Каркая «баритон» встрепенулся так, словно к ним пришел спаситель.

– Здорово! Что за хрень творится, знаешь?!

Стоящие около двери оглянулись и пошли наверх. Обладателю футболки с пирамидами было лет тридцать пять: кряжистый, изрядно заплывший жирком, щекастый, стриженный ежиком, с колючим взглядом светло-карих глаз. Второй смахивал на молодого Хабенского, только с тонким шрамом от переносицы к левой скуле и косого на правый глаз. Щекастый был с третьего или четвертого этажа, а «Хабенский» жил на пятом, под Каркаем. В руках у первого была бейсбольная бита, второй вооружился охотничьим ножом.

Виктор скупо кивнул на приветствие и ткнул пальцем в потолок:

– Надпись видели? С кровью?

Щекастый мрачно посмотрел туда, куда показывал Каркай. Поскреб пальцами скулу и буркнул:

– Ну… И че?

– Это Чистков, – уверенно сказал Виктор, скользя взглядом по лицам троицы. – Не знаю, как и что, но явно за вчерашнее…

На лицах «Хабенского» и щекастого он увидел только недоумение, посмотрел на «баритона».

– Вы им ничего не рассказали?

– Ты о чем? – озадаченно моргнул тот. – Вчерашнее… Про этого паскудника, что ли? Да я и забыл почти. Каждого урода помнить…

– Стоп, е! – решительно встрял щекастый. – Мы вчера домой под ночь приплыли, вообще не в курсах, че почем… Грузи по порядку.

Каркай вкратце поведал ему про выходку Чисткова, про избиение.

– Сатанинские, говоришь? – растерянно протянул «Хабенский». – На улицах всякое говно где попало пишут и рисуют, но ничего ж такого не случается. Даже если кровь в расчет брать… Не, ну реально же чушь выходит. Не верится. В конце концов, там написано, а ведь никто же не сдох?

– Точняк… – буркнул щекастый. – Полная фигня.

– А дверь вы открывали? – Каркай указал подбородком в сторону выхода из подъезда.

– Хрен там, – удрученно сообщил щекастый. – Типа, навалилось что-то, не дает…

– И вам этого мало? – терпеливо проговорил Виктор. – Ни света, ни воды… Связи тоже нет. За окнами не пойми что творится.

– Но ведь живы же все? – бросил «Хабенский» с видом человека, цепляющегося за последнюю соломинку. Каркай бесстрастно уточнил:

– Уверен, что все?

Ответом была тишина. Первым ее нарушил «баритон».

– Короче, мужики… Думаю, надо до этого урода подняться. А там дальше прикинем, куда плясать, нужны ли эти пляски…

– Ну, в натуре! – энергично кивнул щекастый. – Че да как прошарить – в тему будет.

Каркай сказал, почему-то чувствуя себя виноватым:

– У него закрыто, я дверь дергал. Стучать не стал…

– Очканул? – язвительно хмыкнул щекастый и тут же махнул свободной рукой. – Ладно, я без наездов, тема-то реально стремная, е… Че, двинули?

Виктор кивнул и первым пошел наверх.

Хруст – многослойный, омерзительный, насквозь пробивший Каркая зазубренным штырем испуга – раздался, когда он занес ногу над первой ступенькой пролета, ведущего на третий этаж. Кроме хруста, ухо уловило прерывистое неприятное жужжание, будто кто-то забавлялся с бормашиной, включая и тут же выключая ее.

Каркай мгновенно обернулся. Звуки шли справа, из седьмой или восьмой квартиры, эта секция, в отличие от противоположной, двери не имела.

– Это че? – щекастый настороженно застыл, его вытянувшаяся физиономия быстро бледнела. «Хабенский» нервно сглотнул и вытянул руку с ножом в сторону секции.

– Чертовщина какая-то, – «баритон» перекрестился – проворно, размашисто. – Мужики, что ж там делается-то?

Он обвел всех взглядом, в котором наконец-то проявилось полное осознание серьезности происходящего.

«Почему не кричат? – Каркай беззвучно шевельнул губами. – Должны же…»

Хруст повторился: уже тише, короче. А за ним последовала череда других звуков. Сначала – незнакомый, протяжный, с еле заметной примесью треска, как будто что-то от чего-то отрывали. За ним обязательно раздавался влажный, звучный шлепок: полное впечатление, что оторванное со всей силы бросали об пол и стены совсем рядом с дверью…

«Почему не кричат? – Мысль засела занозой. – Почему?!»

«Хабенский» вдруг звучно лязгнул зубами и ткнул подрагивающим ножом в ту же сторону.

– К-кровь… Внизу…

Он еще не договорил, а Каркай уже видел, что край голубого коврика у седьмой квартиры становится темнее, а узкий зазор между ним и дверью сплошь залит красным, растекающимся еще больше, шире…

Раздался новый звук – глуховатый, смазанный перестук-клацанье.

«Как собака кость обгладывает». – Каркая передернуло. А потом он сорвался с места и побежал наверх, так быстро, насколько позволяла хромая нога. Троица отстала несильно.

Пятый, шестой…

Перед дверью Чисткова Виктор замешкался. Оглянулся назад. Через секунду щекастый встал плечом к плечу, не без испуга выдохнул:

– Че там? Тихарится, кажись?

Вместо ответа Каркай сжал зубы, несколько раз ударил ногой в низ двери и обратился в слух. В квартире стояла тишина.