Виталий Конеев - Гнев Бога

Все ученики при упоминании об этом стали обиженно вздыхать, засопели, бросая сердитые взгляды на учителя.

Матвей раздражённо буркнул:

– А если он так с нами, то чего мы ходим с ним? Давайте будем сами по себе ходить.

Фома в изумлении развёл руками в стороны.

– А толку-то, братья? – И он, заметив, что прокуратор и Панфера покинули боевую площадку крепости, быстро подступил вместе с Петром к Иешуа. – Учитель, мы в сомнении: будет ли нам дорога в Царствие Божия, как ты говорил?

–Будет, Фома.

Пётр оттеснил могучим плечом тонкого, длинного Фому и, сердито сверля взглядом доброе лицо Иешуа, едва ли не с угрозой сказал:

– Учитель, я люблю тебя больше всех, а ты мне говоришь: брат. Обидно.

– Прости, Пётр, возлюбленный брат.

Рыбак быстрым движением закрыл рукой довольную улыбку и, в смущении потупись, досадуя на себя за то, что он сердился на учителя, растроганно уткнулся лицом в его одежду и проникновенно заговорил:

– Я вот недавно ночью увидел: комары. И сидел около тебя и гнал их веткой, да и от других тоже.

Иешуа обнял Петра и тихо шепнул ему на ухо:

– Я не спал, и моя душа умилялась твоим поступком.

Пётр с увлажнёнными глазами, восхищённый, хмыкая носом, ответил:

– Учитель, хоть ты не признаёшься, а я вижу: Мессия. Отродясь таких людей не было на свете.

Тут рыбак заметил, что ученики, которые стояли вокруг Андрея, склонились к нему головами. Пётр, полный любопытства, метнулся к ученикам, услышал последние слова Андрея:

–…не за того Иуда выдаёт себя.

Пётр торопливо вошёл в кружок и оживлённо спросил:

– А за кого он себя выдаёт?

– Об этом, брат мой, скажу потом, на дороге. Здесь – не место. А пока молчок.

– Да уж я не подведу. Не тот я человек. – И рыбак поискал глазами Иуду и крикнул ему: – Иуда, вот Андрей тут говорит, что ты не таков, как есть, а какой ты на самом деле?!

Андрей, досадливо морщась лицом, сказал:

– Ох, камень ты, камень.

Эти слова пришлись не по душе добродушному рыбаку, но он промолчал.

Левиты, приняв мирные жертвы от учителя и его учеников, разделали тушки козлят и вновь положили тук на горящие поленья – то было для Бога – а зажаренное мясо вернули на деревянных подносах группе иудеев. Те сели в кружок и быстро закусили, а потом прошли в Храм.

Но уже всюду звучали крики о том, что на улицах появились рукотворные изображения человека. Иешуа немедленно покинул Храм и начал быстро спускаться вниз, во Двор Язычников, держа направление в сторону восточных ворот, Овчих, за которыми находилось глубокое ущелье с Кедронским протоком, через который был перекинут деревянный мост. От него на вершину горы Елеонскую вела крутая тропинка. Она заканчивалась в Гефсиманском саду.

Во Дворе Язычников волновалась огромная толпа фарисеев и учеников Зосимы. Тот, дрожа толстыми щеками и толстым животом, метался между людьми и осипшим, взволнованным голосом кричал, что лучше всем погибнуть, отдать себя под меч Рима, чем позволить такое святотатство и поношение их веры. И что тот, кто сегодня погибнет за веру, станет праведником и окажется в Царствии Божьем.

Зосима заметил Иешуа, стремительно идущего к Овчим воротам, а значит, покидавшим возмущённый город и народ. С учителем уходили все его ученики. Толстяк несколько секунд наблюдал бегство Иешуа, а потом с криком рванулся к нему:

– Эй, да иудей ли ты?!

Учитель остановился и. не поднимая взгляд, чувствуя вину, тихо ответил:

– Что ты хочешь от меня, Зосима?

– Иди с нами на улицы города. Ведь сказано: люби ближнего своего и ненавидь врага твоего.

Иешуа, сжимая влажными пальцами свой посох, едва слышно ответил:

– А я говорю: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас…

Несмотря на то, что учитель говорил тихо, его услышали сотни людей, потому что во дворе установилась тишина. Иудеи удивлённо рассматривали нищего, который не хотел выступить за Бога, а значит, был против народа. От слов учителя все оторопели. Но вот зазвучали озлоблённые голоса:

– Богохульник! Язычник! Предатель!

Над головой Иешуа поднялись кулаки

Зосима, свирепо блеснув глазами на взъярённых людей, обнял Иешуа, мягко привлёк к своей груди и, гладя учителя по спине, с нежностью в голосе заговорил:

– Ты же иудей. И чувствую: Бога любишь. И тебя любит Бог. Может быть, обиделся на что, так ты не скрывай. С народом в согласии жить тепло, а без народа как же? Ну, глянь мне в глаза.

Душа Иешуа мучилась и раздваивалась: как просто было пойти со всеми и с честью умереть, и быть оплаканным, но тогда ради чего он проповедовал своё милосердие?

Со стоном отчаяния поднял голову учитель. Его пугало то, что он шёл против народа. Иешуа трудно сглотнул слюну и, задыхаясь, громко прошептал:

– Не тому я учу, Зосима.

– Хорошо, брат, говори.

Теперь, когда Иешуа должен был сказать во Дворе Язычников всем свои мысли, его охватил панический ужас. Вот он скажет, и земля разорвётся на две части, и он останется один.

А против него стоял фарисей Зосима, добрый, искренний – плоть от плоти иудейского народа, и с любовью, одобряюще смотрел на учителя, уверенный в нём и готовый заласкать его в своих объятиях и отдать ему последний кусок хлеба.

Иешуа, опираясь всем телом на посох, вибрирующим голосом выдохнул:

– Я учу милосердию, потому что злом зло не победишь.

И, сказав это, учитель выпрямился. Назад дороги не было. Теперь только вперёд.

Зосима, ещё надеясь, что он неверно понял нищего, заикаясь, сказал:

– А что это такое? Ведь не говоришь ты, брат, что нужно полюбить жестокий Рим?

– Да, Зосима, говорю, – твёрдым голосом ответил Иешуа.

Зосима, словно при смерти, испустил дикий крик отчаяния и в приступе гнева обрушил тяжёлый кулак на лицо учителя. Тот, обливаясь кровью, повалился на мозаичный пол. Фарисей отступил от потерявшего сознание Иешуа и махнул в его сторону рукой.

– Бейте его по-народному. Он не иудей. Он выродок. Рака!

Но ученики опередили фарисеев. Они ворвались в круг. Иуда забросил себе на плечо лёгкое тело учителя. А Пётр, потрясённо радостный от того, что он – рыбак – творил, счастливый до слёз, что защищал Мессию, пошёл впереди Иуды, бил подступавших иудеев посохом, отбрасывал с дороги всех тяжёлым кулаком. И когда толпа расступилась перед Петром и его собратьями, они изо всех сил помчались к Овчим воротам.

Учеников никто не преследовал. Людям было не до них. Все торопились в улицы города на помощь своим братьям. Через северные ворота Иерусалима и через Овчие бежали в город огромные толпы иудеев из окрестных деревень. Растерянные, изумлённые люди не обратили внимания на маленькую группу учеников, которые с трудом протиснулись сквозь их ряды и вышли за крепостную стену, спустились вниз к Кедронскому протоку. И здесь, прыгая по камням, заспешили прочь от моста, и остановились тогда, когда их укрыл от людских глаз выступ скалы и когда затихли за спиной плачущие голоса.