Виталий Конеев - Гнев Бога

И он, распрямившись, огромный, сильный, с чётким римским профилем обернулся к солдатам и рыкнул:

– Повозки сюда!

В конце замершего отряда заскрипели открытые повозки, деревянные борта которых были сплошь покрыты кровью и над которыми вились чёрные рои гудящих мух.

Панфера ловко спрыгнул с коня и, схватив за плечо хрупкого Иешуа, рванул его к повозкам, тихо шепча ему на ухо:

– Вот смотри, сынок, это власть Рима. И от неё нигде не спасёшься.

В повозках лежали сотни и сотни отрезанных человеческих голов, облепленные мухами. На одной из этих куч лицом вниз лежал голый человек, избитый, изорванный так, что был похож на большой кусок запёкшегося мяса, покрытый шевелящимся слоем гнуса.

По знаку Панферы солдаты вылили на голову пленника из фляжек воду. Он очнулся и закричал. У Иешуа закружилась голова, и он попятился, уже догадываясь, что перед ним лежал красавец Иуда Галилеянин, ещё недавно называвший себя Сыном Божьим, Мессией и царём Иудеи.

Римляне за ноги сорвали дико орущего Иуду с повозки, смеясь над ним, бросили под ноги Панфере. Тот наступил окованным медью сапогом на голову несчастного Мессии, вдавил её в землю и, сильно сжимая худое плечо Иешуа большой рукой, тихо, чтобы не слышали его слова солдаты, угрожающе сказал:

– Запомни, мальчик, Рим – это горе и смерть тому, кто посмеет сказать слово против него. А ты уже говорил много.

Учитель был потрясён видом Иуды и, чувствуя его боль, дрожал всем телом и пытался снять с пояса деревянную фляжку с водой, чтобы омыть лицо Мессии, но Панфера, догадываясь, что Иешуа не себя видел в этом пленнике, в досаде встряхнул сына.

– Если я получу прямой приказ от прокуратора: схватить тебя, то я выполню его.

И он, страдая от того, что сын его с придурью и, видимо, никогда не сможет бросить постыдную жизнь нищего, отказался от мелькнувшей в голове мысли: увезти его с собой в Рим, авось, там опомнился бы.

Он возложил на голову Иешуа тяжёлую руку, и тот впервые за годы жизни ощутил отцовскую ласку, о которой Иешуа так сильно мечтал в детстве. У него из глаз хлынули слёзы. Он схватил ласковую руку отца и поднёс её к губам.

Панфера в полной растерянности от поведения сына, вдруг закашлялся, сошёл с головы Иуды и, сильно хлопая Иешуа по плечу мощной десницей, пробормотал:

– Ты у меня всегда в душе, мальчик. Я подумаю о тебе.

Он сделал знак солдатам, чтобы те забросили Иуду в повозку, впрыгнул в седло и, не глядя на сына, поскакал по дороге вперёд, видя, но, не считая для себя нужным, приветствовать друга Цезаря.

Антипарт, являя собой приметную фигуру, отвернулся от римского отряда и, спеша миновать его, галопом направил коня в долину. Там внизу двигались двое путников на ослах. Он узнал их. То были фарисей Зосима и шестидесятилетний иудейский учитель, писатель и философ Филон Александрийский, живший постоянно в Египте и изредка посещавший Палестину, о которой он создавал свои монументальные труды. С помощью этих трудов он безуспешно пытался примирить иудаизм и эллинизм, то есть – огонь и воду, косу и камень в то, безумно жестокое время, когда озлобление народов греческого Востока против иудеев достигло своего апогея и всё чаще и чаще приводило к диким побоищам во всех восточных странах республики Рим. Иудеев ненавидели за их обособленность, нетерпимость к другим религиям, за фанатизм и безумную любовь к одному невидимому Богу, за ум, за трудолюбие, честность и богатство, за нежелание подчиняться законам страны, в которой они жили.

Едва Филон Александрийский и фарисей Зосима встретились на дороге, как немедленно, забыв всё на свете, заговорили о том, что ожидало иудейский мир в будущем. Оба учителя были патриотами своего народа, но взгляды их на возможное примирение иудаизма и эллинизма были различными. Фарисей Зосима, в ярости хлопал кулаком по шее осла, такт ударам говорил:

– Вера в единого, сокровенного Бога должна объединить весь греческий мир. Греки должны обрезаться и идти за нами, за избранным Богом народом.

Филон комкал тонкие губы и, со вздохом закатывая глаза в небо, сквозь зубы цедил:

– Никто никогда не пойдёт за вами, потому что там, где страх – а ваша вера проповедует страх Божий – там всегда лицемерие, ложь, ханжество. Религия не должна запугивать людей.

– А кто же тогда будет верить в Бога?!

Филон согласно кивнул головой.

– Да, вера должна быть о двух концах: награда и кнут. Но такая вера не нужна грекам. Люди хотят жить весело, а не мозолить колени в храмах и не ходить с видом лицемерной скорби.

– Филон, ты говоришь, как язычник.

– Нет, я живу Богом, но я вижу скорый конец иудейского народа, который вы, фарисеи, возбуждаете и гоните в пропасть, да ещё эти лжемессии. – Филон сильным жестом указал на кровавый след, уходившим в гору отрядом римлян, и крикнул: – Эти проклятые, неграмотные Мессии, не понимая, что творят, ради собственной славы убивают людей руками римлян!

Зосима, едва сдерживая раздражение, угрюмо буркнул:

– А что ты можешь предложить нам? Чтобы мы – фарисеи – позволили язычникам, как Соломон, ставить их срамных, голозадых идолов в Храме? Чтобы греки проповедовали свой блуд, грех? Чтобы иудейские женщины – сосуды пустоты и разврата – становились жёнами язычников? Чтобы мы растворились в среде других народов?

Филон горестно вздохнул.

– Да, вы, фарисеи, ни в чём не уступите.

Зосима так и взвился в седле.

– А греки?! Разве они хотят уступить нам?

– Но кто-то должен сделать шаг к примирению.

– Только не мы – избранный Богом народ! – твёрдо и жёстко сказал фарисей и распрямился в седле.

Филон, насмешливо наблюдая за собеседником, покачал головой.

– Вот – вот, эта ваша гордыня и вызывает ненависть у греков. Вы, фарисеи, никогда не поймёте, что только миролюбие и кротость мирят народы. Не по силе вы горды. Раздавят вас греки, а может быть, и Рим, как знать.

Зосима, не обратив внимания на слова Филона, страстно заговорил:

– Сила нашего Бога в том, что он невидимый, а значит, таинственный и притягательный. И нужен человек, одержимый объяснить грекам и всему миру всю прелесть веры в нашего Бога.

– Но где же этот одержимый?

Оба учителя увидели царя и поспешили к нему, делая приветственные знаки.

Зосима заметил Иешуа, выпрыгнул из седла, обнял и поцеловал нищего учителя, подвёл его к Филону.

– Вот человек, который учит милосердию, которого называют Мессией. Но я не верю, что он Сын Бога.

Иешуа протестующее поднял руку.

– Я не Мессия.

Однако его слова, сказанные тихо, услышал только Зосима, а Филон, презрительно кривя губами и пожимая плечами, даже не посмотрел в сторону нищего, озлоблённо рыкнул:

– Юноша, зачем вы мучаете народ несбыточными надеждами на Царствие Божия? Зачем вы объявляете себя царями иудейскими? Неужели не понимаете, что за ваши лживые слова расплачиваются тысячами жизней глупые, несчастные иудеи? Уйди из Палестины, юноша, если в тебе есть хоть капля жалости к народу.