Руслан Передельский - Чугунные облака

• Это не призрак, ведь я ощущаю её прикосновения. Даже, чёрт возьми, её холодное дыхание.

• Это не зомби, ведь она не хочет меня сожрать и выглядит она… Ну, не как зомби. Да блин, она просто конфетка! Красотка, из всех щелей которой лезут трупные черви. Б-р-р!

Знаете, пару месяцев назад перед экзаменом по математике меня спросили: «Страшно?». Я уверенно кивнул, ведь это было чистой правдой. Я дрожал, нервничал, мял всё попадавшееся под руки, нервно потел. Спросите меня кто-то ещё раз перед очередным экзаменом и я бы никогда больше не кивнул головой. Ведь сейчас я познал страх сполна, на всю сотню процентов.

Страх, это когда можешь рассмотреть изуродованный труп одноклассника во всей красе. Страх, это когда понимаешь что тоже самое могут сотворить с твоим телом, или попросту, блин, забрать жизнь. Страх, это когда приходит осознание того, что могут забрать жизнь дорогого тебе человека. Страх, это когда боишься привязываться к ней слишком сильно, чтобы потом не страдать. Страх, это когда ночью просыпаешься в неуютной луже холодного пота, думая, что в комнате находится кто-то. Страх, это когда каждую минуту ощущаешь на себе взгляд безумца.

Страх, это когда не понимаешь, что за существо стоит перед тобой: призрак, зомби или просто живой труп.

По щеке девочки спустилась быстрая слезинка, оставив влажный блестящий след. Это нормально, думать о том, ранил ли ты чувства духа (назовём её так) или нет? Нормально задумываться о дискриминации духов в нашем прогнившем мире? Опустив ресницы, незнакомка всхлипнула:

– Почему тебе обязательно надо было всё усложнить? Испортить наш первый разговор. Знаешь ли, я его долго выжидала.

Признаюсь, я мертва. Меня спалили заживо, и этот момент я запомню на всю жизнь – адскую боль. Ощущение, когда ты видишь как сгорает твоё тело – распахнув ресницы, она агрессивно заглядывала мне в глаза, стараясь донести сполна весь ужас собственной смерти – Тело за мгновение покрылось огнём и ПАХ! Я уже чёрный испепелённый скелет. Стою в сторонке и рассматриваю свои же кости. А знаешь что самое страшное? Я навеки заперта в этом проклятом городе. Почему? Я не знаю. Я уже испробовала все варианты: пыталась помогать людям, как грёбанный призрак Каспер, пыталась мстить жителям, которых считала своими убийцами, но все тщетно. Ничего не выходит. Я скитаюсь по этому городу, в основном сидя в этом парке. Прости меня, но это жопа.

Девчонка видела мой шок, который сам собой всплывал на лице. Тело полностью одубенело, я чувствовал лишь пальцы на руках. От неё исходил холод, нет, зверский мороз. Или это просто я испытывал дикий ужас от факта разговора с настоящим мертвецом.

Наверное, многие бы хотели очутится на моём месте и задать волнующие всё человечество вопросы.

– Что там, в параллельном мире мёртвых?

– Как вы ходите в туалет?

– Почему вы такие злобные и так часто пугаете живых?

– Ты можешь пройти сквозь стены Пентагона?

– Сколько пальцев я показываю за спиной?

Но ни одна дельная мысль в голову не приходила, ведь в ней эхом проносился дикий крик боли. Обворожительная незнакомка сгорала на моих глазах, покрываясь красными язвами будто принимая новый жуткий облик. Она сгорела, чтобы потом вновь и вновь восставать из пепла.

– Я даже на своих похоронах была, прикинь? Стояла рядом с ямой и любовалась на уродливое бабушкино платье, в которое меня нарядили. Розовенько-зефирная нелепица, мечта педофила. Я видела ты там Набокова читал, так он бы вздрочнул на меня в том платице. Белые кружева, Б-У-Э, безвкусица – хмыкнула она.

– Набоков, кстати, педофилом не был – хороший день чтоб поспорить с мертвецом о литературе! Хотя, возможно, на том свете она имела честь пообщаться с автором. Анекдот: сидит, значит, в одной комнате где-то в загробном мире Набоков, соблазнительная белокурая «нимфетка» и брутальный борец против педофилии!

– Может быть и не был. Но то что я после прочтения «Лолиты» мужчинам в глаза смотреть не могла – факт! – кажется, «Лолита» вышла позднее, чем умерла девчонка. Из газеты помню. Неужели после смерти можно читать? Тогда умирать не так страшно!

Дерзкий, энергичный темперамент сменила собой тоска. Печальные глаза пытались донести всё горе этого человека (?) до моей души. – А моя мама. Как она плакала. Я даже не слышала ранее чтобы так кто-то плакал. А живу я уже чертовски много и достаточно слёз повидала. Это был даже не плачь, понимаешь? Это был крик боли, ужаса. Крик горя. Когда я подошла к ней и захотела прикоснуться к дрожащей от всхлипываний спине, она прыгнула в яму. Будто хотела ко мне, в этот мир, за завесу… Тогда моя бессмысленная вечность стала бы гораздо краше. Сейчас она немного маразматичная старуха, и когда я прихожу к ней она думает что я ангел. Тянет дрожащие руки ко мне, хнычет, умоляет забрать с собой… А я лишь смотрю и плачу, ведь так сильно скучаю. Моя мамочка всегда была самым дорогим в жизни. Человек, отдавший часть себя, для того чтобы потом её сожгли на костре. Вот отца я ненавидела, паршивый алкаш избивавший мою мать, даже на похоронах пыталась забрать его с собой, гнить в этой заднице, но этого мудака ничем не возьмёшь. А мамуля. Моя милая мамочка… Сейчас она каждый день берётся читать новую книгу, но не может и слова разобрать из-за посаженого зрения. Её упорство не знает границ. Иногда я открываю эти пыльные книги и начинаю для неё читать, но она меня не слышит. Смотрит, улыбается и шепчет «мой ангел, ангелочек, ты пришла за мной». И я верю, когда она будет рядом всё станет другим – хихикнула она – Теперь ты знаешь, вот как оно – быть мёртвой.

– Зачем ты рассказала это всё мне? – испуганно спросил я, попутно представляя свои похороны. Удивительно, но за последнее время думать о смерти стало чем-то вроде хобби. Как кто будет горевать, кто прийдёт попрощаться со мной, кто будет кидать землю в мой заколоченный гроб.

– Дело в том, что увидев как ты заехал в город я сразу поняла, что ты – тот кто избавит это место от нескончаемых убийств. Тот кто освободит меня, даст наконец-то навеки заснуть. И не только меня, таких как я десятки, если не сотни… Тут убивают одни и те же, одни и те же решают молодых жизней невинных ребят. И ты можешь узнать кто это делает и зачем.

Я испуганно переваривал всё вываленное на меня:

– Я… Я… – ещё один невероятный факт: не так давно у меня проявилось заикание. Хорошо, что я ещё в постель не мочусь! Ха!

Ха-ха.

– Ты ошибаешься, я тебе не Шерлок или блин какой-то «особенный избранный» из надоевших молодёжных антиутопий. Меня тошнит от этого мрачного дерьма, от этих смертей и от этого города. С чего бы я был именно тот, кто обнаружит настоящего убийцу?

– Потому что ты необычный.

– Я? Необычный? – я показательно саркастично рассмеялся. Отчасти из-за того, что этот диалог напоминал миллионы подобных. Анекдот: живу я значит, своей заурядной и порой одинокой подростковой житухой, стебу с другом глупые мелодрамы с избитыми любовными треугольниками, где вышедшие из нудных книжек главные персонажи в конце первой части слышат фразу «Ты спасёшь всех!», и тут, блин, появляется местный вариант Ленор Эдгара По и говорит ту же фразу – Твою мать, ты послушай что говоришь. Мне пятнадцать, из особенных черт у меня лишь светлые волосы в носу. Я потею когда общаюсь с девчонками, выдавливаю по вечерам прыщи и скукоживаюсь как напуганный ёж при мысли о том, что через год мне нужно будет идти в Старбакс на колледж зарабатывать. Я просто не выношу запах булочек из Старбакса, и это тоже необычно! На этом все «необычности» закончились, поняла? Я не смогу поймать маньяка, потому что я даже бутылку колы с трудом открываю. Я… я… я слишком жалок для этого! Чересчур обычен для подобных целей! – тело знобило и шатало из стороны в сторону, как на яхте во время шторма.