Литтмегалина - Дом на берегу

– Это не так. Ты сам знаешь.

– А ты не знаешь ничего. Он не хочет, чтобы я был здоров и счастлив. Он хочет, чтобы я оставался больным и послушным, привыкшим во всем зависеть от него.

Я молчала. Слова Колина звучали неразумно, но именно сегодня я была не в том настроении, чтобы защищать Леонарда. Сон еще довлел надо мной, накрывал меня, как черная занавесь.

– Если бы я не был ему нужен, он бы убил меня, – свистяще прошипел Колин.

Серьезное обвинение. Слишком серьезное, чтобы быть правдой. Мне почему-то представились белые манжеты Леонарда и его длинные, хрупкие пальцы. Мне хотелось бы прервать поток откровений, но Колин продолжал со всевозрастающей горечью:

– А как он разговаривает со мной. Стоит возле самой двери, как можно дальше от меня. Никогда не прикасается ко мне, будто моя кожа ядовита.

Я молчала. Что я могла сказать на это? Любые слова утешения прозвучали бы слащаво и лживо.

– Я ему противен, как и всем. Все были бы рады оставить меня в моей комнате и забыть навсегда. Все ненавидят меня.

Он закрыл лицо краем одеяла, но по голосу я поняла, что Колин плачет.

– Колин, – тихо позвала я.

Он плакал совершенно беззвучно – какой контраст с его обычными воплями, сотрясающими весь дом. Но одна тихая слезинка стоила потоков, проливаемых ранее, и мое сердце сжалось в болезненной судороге. Едва ли Колин мог представить, какую жалость способен вызывать. Он, с его господскими замашками, живущий в надменной уверенности, что однажды весь мир покорно устремится за его прихотями. С его невыносимым эгоизмом. Все его черты, отталкивающие и вызывающие страх, были камнями в стенах крепости его одиночества, где он был заточен с самого его рождения. Он жил, сдавленный между своей отвратностью и своей неутихающей потребностью в симпатии, но, осведомленный о первом, не догадывался о втором.

Я попыталась представить его повзрослевшим, лет двадцати трех: странный, угрюмый, замкнутый, истощенный молодой человек, вечно в компании своей нелюдимости. Если только его здоровье позволит ему дожить до такого возраста.

– Я тебя не ненавижу, – сказала я и, потянувшись к нему, обняла. Удивительно, каким Колин был маленьким: хрупкий скелетик, обтянутый прохладной бледной кожей. Так откуда же это чувство, будто я обнимаю тигра, равно способного мурлыкнуть и сорвать с меня лицо одним укусом? Усилием воли я заставила свою тревогу умолкнуть, ведь это так глупо – бояться невесть чего.

Тихий скрип двери заставил меня отпрянуть от Колина. Леонард вошел беззвучной поступью, следом за ним простучал когтями Бист, а Колин все смотрел на меня удивленными расширенными глазами.

– Вы здесь, – констатировал Леонард. – Здравствуйте.

Он был самый обычный. Совсем не походил на ужасного человека из моего сна. Я беззвучно выдохнула. Все в порядке. И нет у него никаких татуировок по всему телу.

– Здравствуйте.

– Я слышал, вы приболели?

– Да, немного, – я заставила себя посмотреть прямо в глаза Леонарду. – Мигрень. Но сейчас мне гораздо лучше.

– Рад слышать. Мне нужно кое-что обсудить с вами. Пожалуйста, поднимитесь в мой кабинет сразу, как закончите здесь, – на еще мокрое лицо Колина Леонард даже не взглянул.

– Хорошо.

– Колин, свет тебе не мешает? – спросил Леонард. – Сдвинуть шторы?

– Пусть будут как есть, – ответил Колин замороженным голосом.

Бесстрастно кивнув, Леонард вышел, оставив меня напуганной. О чем он собирается со мной поговорить?

– Когда придешь к нему, не отпирайся, если он начнет задавать вопросы, – посоветовал Колин шепотом. – Но сама ему ничего не рассказывай. И не бойся – я не позволю ему избавиться от тебя. Помоги мне сесть.

Я помогла ему приподняться. Расположившись удобнее, Колин вперился в пространство перед собой рассеянным, но холодным и ясным взглядом.

– В случае, если он решит меня ослушаться, я избавлюсь от него самого, – эти слова Колин произнес громко, как будто Леонард все еще стоял за дверью. – Советую ему запомнить это раз и навсегда.

Сила едва проступила в Колине, как сразу исчезла. Он утомленно опустил затылок на подушки.

– Почитай мне немного про пиратов и можешь идти. Но с завтрашнего дня ты будешь оставаться со мной на два часа дольше. Мне нужен компаньон.

«Просто друг», – подумала я, уходя. Как сказала бы Натали, «называй уже вещи своими именами, трусливый хвост».

В коридоре третьего этажа я потратила несколько минут, собираясь с духом. Как и во сне, все двери были закрыты, и только одна, приоткрытая, звала меня светом. Та самая. Я вспомнила слова Колина и, как ни странно, они приободрили меня. Широкими шагами я приблизилась к кабинету Леонарда, коротко стукнув в дверь, вошла, и на меня нахлынуло облегчение: ничего общего. Заставленный высокими, до потолка, стеллажами с книгами, кабинет Леонарда был много меньше помещения, увиденного мною в кошмаре. Вместо чадящих свечей его освещали лампы с голубыми абажурами, распространяющие чистый, холодный свет. Сам Леонард сидел за широким столом, заставленным стопками книг. Некоторые из этих книг были мне знакомы – я сама же принесла их Колину.

– Садитесь, – предложил он.

Я села, догадываясь, что хвалить меня не собираются. Но Леонард начал мягко:

– Вчера я увидел в комнате Колина несколько книг, содержание которых показалось мне неподобающим. Например, вот эти, – он протянул мне несколько томов.

«Интересно, чем Леонарду не угодил Том Сойер? – растерялась я. – А Оливер Твист?»

– Кроме того, я обнаружил, что у него сформировались некоторые сомнительные и потенциально вредные идеи, которые не могли возникнуть иначе, как под вашим влиянием, – вздохнув, Леонард положил руки на стол, ладонями вверх. – Я уже говорил вам, что Колин очень болен.

«Менее, чем вы думаете», – вдруг услышала я в своей голове ехидный голос Натали.

– Когда он родился, то был так слаб, что никто не верил, что его удастся сохранить. Но мы берегли его, как самую хрупкую драгоценность, и он выжил. Сейчас может сложиться впечатление, что жизнь Колина вне опасности. Но не стоит заблуждаться. Он все еще очень хрупок. И, как необычный ребенок, нуждается в необычном к нему отношении.

«Конечно-конечно, – продолжила Натали озвучивать мои мысли, – он необычный ребенок. Но все, что ему требуется – это самые обычные вещи. Такие простые, что вы, Леонард, о них и не подумали!»

– Он никогда не станет таким, как другие дети. Он никогда не будет вести нормальную жизнь. Пытаясь приободрить его, вы только делаете ему хуже, внушая ложные надежды. Он даже… – Леонард наморщил лоб, – …заявил, что однажды сможет снова ходить. Никогда, слышите, никогда прежде я не слышал от него подобной чуши.

Я втянула воздух.