Питер Страуб - История с привидениями [litres]

Особенную симпатию Фредди питал к Льюису. По возрасту тот был к нему ближе остальных и казался Фредди тем, кем он сам мог бы со временем стать.

Он наблюдал за своим кумиром в «Хемфрис Плэйс», подмечая, как тот приподнимает брови, прежде чем ответить на вопрос, и как слегка склоняет набок голову – в основном, когда улыбается, и как смотрит. Фредди начал копировать эти жесты. Он начал также копировать и то, что, на его взгляд, составляло сексуальный стиль Льюиса, снижая, однако, возрастную планку девушек, – с двадцати пяти – двадцати шести у Льюиса до семнадцати-восемнадцати для себя. Он покупал себе такие же пиджаки, какие носил Льюис.

Когда доктор Джеффри пригласил его на вечеринку в честь Анн-Вероники Мор, Фредди показалось, что для него открылись врата рая. В его воображении рисовался тихий вечер, Клуб Фантазеров, он и маленькая актриса, и он велел жене остаться дома. Когда же он увидал у доктора целую толпу гостей, он растерялся и повел себя как последний глупец. Расстроенный, он стеснялся подняться наверх, чтоб наконец-то подружиться со своими кумирами; он строил глазки Стелле Готорн; когда он все же собрался с духом и подошел к Сирсу Джеймсу – всегда внушавшему ему ужас, – он на свою беду вдруг невольно заговорил с ним о страховке. Когда обнаружили тело Эдварда Вандерлея, Фредди ушел вместе с остальными гостями.

Самоубийство доктора Джеффри повергло Фредди в отчаянье. Клуб Фантазеров разваливался, а он так и не успел доказать, что нужен им. В тот вечер он увидел, как Льюис подъехал к дому доктора, и выбежал, чтоб успокоить его – обратить на себя его внимание. И опять ничего не получилось. Он до этого поругался с женой, слишком нервничал и вновь не смог удержаться от разговоров о страховке; он опять потерял Льюиса.

Его дети уже вовсю бегали, а жена хотела развода. А еще он ничего не знал о том, что пытался сказать перед смертью Стрингер Дэдам, истекая кровью на кухонном столе, и поэтому понятия не имел, что его ожидало, когда Ри Дэдам однажды утром позвонила ему и попросила приехать на ферму. Но он думал, что то, что он увидел там – клочок шелкового шарфика, трепыхавшийся на проволочной изгороди, – откроет ему путь в любезную компанию друзей, куда он так стремился.

Поначалу это показалось обычным утренним вызовом – очередная рутинная скукота. Ри Дэдам заставила его ждать десять минут на обледенелом крыльце. Время от времени из конюшен доносилось ржание лошадей. Наконец она появилась – старенькая, сморщенная, закутанная в плед поверх одежды – и заявила, что знает, кто это сделал, да, сэр, она знает, но она просмотрела свой полис и там нигде не сказано, что вы не получите обратно своих денежек, если вы знаете, правильно? Не хотите ли кофе?

– Да, спасибо, – сказал Фредди и вытащил кое-какие бумаги из портфеля. – Вам следует заполнить все эти бланки, чтобы компания могла начать расследование как можно скорее. И конечно, мисс Дэдам, мне необходимо осмотреть все, чтобы определить степень нанесенного ущерба. Насколько я понял, здесь произошел несчастный случай?

– Я же говорю, – сказала она, – я знаю, кто это сделал. Это не несчастный случай. Мистер Хардести скоро тоже подъедет, так что вам придется дождаться его.

– В таком случае это убытки, понесенные в результате преступления, – заявил Фредди, сверившись с бумагами. – Не могли бы вы рассказать мне своими словами о случившемся?

– А других слов у меня и нет, мистер Робинсон, но все же вам следует дождаться приезда мистера Хардести. Я слишком стара, чтоб повторять дважды. И я не собираюсь второй раз выходить на этот холод, даже за деньги. Бр-р-р! – Обхватив себя костлявыми руками, она притворно задрожала. – А теперь посидите спокойно и налейте себе кофе.

Фредди, которому ужасно неудобно было держать в охапке и документы, и ручку, и портфель, осмотрелся в поисках свободного стула. Кухня сестер Дэдам была похожа на грязную захламленную пещеру. На одном из стульев стояли две настольные лампы, на другом пылилась стопка выпусков «Горожанина», пожелтевших от времени. Высокое настенное зеркало с рамкой в виде дубовых листьев тускло вернуло ему отражение – символ бюрократической некомпетентности в обрамлении вороха бумаг. Он отошел к другой стене, нагнулся и, садясь, зацепил картонную коробку, стоявшую на стуле. Она с грохотом свалилась на пол. Только солнечный свет освещал комнату.

– Господи, – вздрогнув, охнула Ри Дэдам. – Какой шум!

Фредди осторожно вытянул ноги и разложил на коленях документы:

– Умерла лошадь, так?

– Так. И вы мне должны кое-что заплатить – много заплатить, насколько я понимаю.

Фредди услышал, как что-то тяжелое покатилось по направлению к кухне, и беззвучно застонал.

– Я еще только начал уточнять подробности, – сказал он и повернулся на стуле так, чтобы не видеть Нетти Дэдам.

– Нетти хочет поздороваться с вами, – пояснила Ри, и ему невольно пришлось это сделать.

Мгновением позже дверь, скрипнув, отворилась, впуская гору одеял на инвалидной коляске.

– Здравствуйте, мисс Дэдам, – сказал Фредди, привстав с портфелем в одной руке и документами в другой. Он коротко взглянул на нее и уткнулся в свои бумаги.

Нетти издала звук. Ее голова казалась Фредди сплошным провалом распахнутого рта. Старушку до подбородка укутывали одеяла, а голова была запрокинута назад каким-то жутким сокращением мышц, так что рот ее был постоянно открыт.

– Помнишь милого мистера Робинсона? – спросила Ри у своей сестры, ставя чашки с кофе на стол. Ри, наверно, всегда ела стоя, потому что она и сейчас, похоже, не собиралась присесть. – Он поможет нам получить компенсацию за бедняжку Шоколадика. Он оформляет документы, не так ли? Он оформляет документы.

– Руар, – пролепетала Нетти, тряся головой, – Глр рор.

– Вернет нам наши денежки, правильно, – сказала Ри. – Нетти согласна, мистер Робинсон.

– Я бы так не сказал… – произнес он, вновь отводя взгляд. – Давайте о деле, хорошо? Я так понял, что животное звали…

– А вот и мистер Хардести! – перебила Ри. Фредди услышал, как к дому подъехала машина, и положил ручку на документы, разложенные на коленях. Невольно он взглянул на Нетти, которая шевелила ртом и мечтательно глядела в грязный потолок. Ри поставила свою чашку на стол и заковыляла к двери. «А вот Льюис вскочил бы и открыл ей дверь», – подумал Фредди, сжимая в руках пачку бланков.

– Да сидите вы, ради бога, – отрывисто сказала Ри.

Башмаки Хардести проскрипели по занесенному снегом крыльцу. Он успел дважды постучать, прежде чем Ри дотащилась до двери.

Фредди слишком часто видел Уолта Хардести в «Хемфрис Плэйс» – тот проскальзывал в заднюю комнату в восемь и, шатаясь, выбирался оттуда к двенадцати, – чтобы всерьез воспринимать его как шерифа. Он выглядел как вечно недовольный неудачник. Когда Ри открыла дверь, Хардести стоял на крыльце – руки в карманах, глаза скрыты забралом черных очков – и не двигался с места.