Роман Колесов - Сибирский подкидыш. Легенда тайги

– А ну, пошли! – старик махнул рукой, развернулся и заскрипел снегом под ногами. – Пойдём, чего встала? Околеешь тут!

Поняв, что её зовут, Танька вприпрыжку двинулась следом за незнакомцем.

Солнце почти село. На кристаллах льда вокруг играли оранжевые отблески, да и по снегу, будто пригоршню золотого песка рассыпали. До сумерек оставались считанные минуты.

За этой поляной была ещё одна, потом спуск под гору и недолгий путь до холма на равнине реки. Холм выглядел неправильно, словно снег насыпало на пласт гранита или кусок скалы, рухнувшей прямо на застывший берег.

Подошли ближе, и девчушка смогла рассмотреть вход, что скрывался под метровой толщей сугробов. Дом маленький с виду. Одна комната всего. Раза в три меньше чем у деда Семёна вся постройка.

Отсюда Танька смогла разглядеть и трубу печную, торчащую сбоку холма. У двери в избу виднелись следы зверя. Тут и медвежьи лапы потоптались, и заячьи, и вроде как лисьи, но девчушка лис еще не видала, и сказать о том не могла.

– Заходи, отогреваться будем, – дед распинал ногой сугроб и дверью отгреб остатки снегов от входа. – Может и поесть тебе чего найдется…

Танька еще разок покосилась на крупные зубы старика, но всё же лютый холод оказался сильнее страха. Быстро, будто Боська, она юркнула внутрь, в царство новых запахов. Пахло старой шерстью, сухими травами, грибами вялеными и копотью от печи. Тесная комнатка, это и в темноте было понятно.

Дед вошел следом, закрыл за собой дверь, погрузив избу в полную темень. Ещё мгновение и где-то в углу затеплился огонек, от него вспыхнула и лучина. Таня видела у Исаевых, что Оля и дед спичками лампу поджигают. Запомнила это. А здесь…

Она поклясться была готова, что никаких спичек не зажигалось. Ни звука от них не было, ни запаха серы. Просто вспыхнул огонёк и перекинулся на длинную, просушенную щепку.

– В уголке-то посиди вот там! – старик кивнул на подобие лежанки.

Таня кивнула и обернулась. Прямо на полу в углу была навалена сухая трава и солома. Кое-какие тряпки сверху накиданы. И промято было так, будто здесь не дед этот спит, а семья медвежья. Целая яма получилась продавленная.

– Чайку сейчас сообразим, – бормотал старик, завозившись у печи. – Грибов пожуёшь, рыба есть вяленая. Не пропадем… – огонь в топке вспыхнул тем же странным образом, что и на лучине. Дрова тихо затрещали, от печи по стенам и полу поползло тепло. Вскоре оно коснулось и ног и пальцев замёрзшей Таньки. На душе стало хорошо и спокойно.

Дед сдёрнул с гвоздей бечёвку, унизанную сушёными грибами, и вытряхнул их в свою крупную ладонь. Чуть сдавил, раскрошил и протянул пригоршню Тане.

– Ешь, вот! Не жалко… – улыбнулся он.

Девчушка угощение приняла, и с жадностью на него накинулась. А старик не сводил с неё глаз. Ловил каждое движение, каждый взгляд и вздох.

Наблюдал, подмечал.

Иногда его руки или голова непроизвольно дёргались, в точности повторяя движения Таньки. Но он тут же тряс головой, будто отмахиваясь от наваждения, и опять замирал в неподвижной позе наблюдателя.

– Обманул ты меня, Семёнушка, огорчил… – еле слышно прошелестел губами старик. – Ну да ничего, я тоже не из дураков буду. Скоро сочтёмся. Вот-вот уже, ещё немного тебе осталось землю топтать.

Едва солнце село, и тайга погрузилась в сумерки, как дверь избы открылась снова. Танька вышла наружу, прикрыла за собой и задвинула внешний засов.

Девчушка с наслаждением вдохнула морозный воздух сибирской ночи и, высоко поднимая ноги, двинулась вперёд, по сугробам. Туда, где от избы Исаевых к ней навстречу бежали Лука и Юрка.

В избушке, оставшейся за её спиной, свернувшись клубочком на сене, тихо спала ещё одна Танька. Уставшая, измученная за день и сытая сухими грибами.

Как близнец похожая на ту, что ушла в лес.

Только пальцев на руке у спящей Танюшки было пять…

***

Топая по знакомым дебрям чащи, перебираясь через громадные, кривые коряги и вдыхая запах ночного мороза по тайге брела русая девчонка.

Небо сегодня выдалось чистым, ясным. Белый круг полнолуния надёжно завис на чёрном полотне. Видно всё было как днем. Холмы белых сугробов, тяжёлые гроздья снега на ветвях, и даже далёкий огонёк избы, если смотреть с пригорка вниз, за реку.

Девчушка то и дело останавливалась, прислушивалась, приглядывалась и вновь продолжала свой путь. Любой, кто увидел бы её со стороны, наверняка забеспокоился – как же так? Одна, в холодной, февральской тайге. Без присмотра, и одета легко. Замёрзнет такая, потеряется, пропадёт.

Будь то девчонка, может так и случилось бы.

Леший – это странное имя он получил очень давно. Ещё в те, далекие времена, когда дороги не были избиты колесами. Когда эти странные, пугливые существа охотились с деревянными луками и носили шкуры с дырками для рук. Хоть они были глупыми и юными, а сумели догадаться, что в лесу лучше вести себя достойно. Тогда и не придет за ними большой, крепкий зверь, не проучит, не прогонит.

На беду догадались они и о том, что за пределами леса, у Лешего власти нет. Оттого и творили бесчинства, да безобразия на своей земле.

Но в тайгу всегда входили со страхом. Что тогда, что сейчас. Так было, есть и будет во веки веков.

От этой мысли на душе древнего потеплело и он прибавил шаг, лёгким прыжком перескочив через поваленную сосну. Однако гнетущие воспоминания тут же накрыли его снова.

Леший чувствовал, что где-то там, впереди, в своей старенькой, покосившейся избе, мечется в бреду старик Семён. Слабый и беззащитный как никогда прежде.

Оборотень мог бы назвать его дураком, но язык не поворачивался. Вот уже четвёртый десяток лет пошел, как этот человек умудряется избежать мести. В лес не входит, всегда по краю охотится. Если ночь застанет в пути, то в норе волчьей ночует. К реке не спускается.

Неужели так жить хочет? Или бережёт себя для чего-то? – Леший часто думал про Семёна, и каждый раз его пальцы или когти сжимались в кулак. Порвать хотелось в клочья за обиду. За глупость, за непослушание. За все шрамы, что достались Лешему в ту ночь.

За всю ту животину, что полегла на тёмном дальняке. За каждый куст и травинку. Букашек и тех жаль было…

Леший вышел на снежную просеку, которую сам и протоптал днём. Широко махая руками и подбрасывая валенки над сугробами, он двинулся прямиком к тракту. Неудобно было в таком маленьком, слабом тельце, но перекинуться в зверя он не рисковал.

Боялся спугнуть невиданную удачу, которая улыбнулась ему сегодня…

***

40 лет назад.

Тёмный дальняк. Вымершая пустошь у подножия Медной горы. Гиблое, безжизненное место, где сотню лет назад три ведьмы взяли свою силу. Из каждого стебля, зайца, оленя и жучка на десять верст окрест жизнь вытянули. Ради долголетия и молодости.