Роман Колесов - Сибирский подкидыш. Легенда тайги

Ольга заметила и это. Шмыгнув носом и утерев лицо рукавом платья, рыжая спиной по стенке встала на ноги. Изобразив на лице улыбку, она указала Таньке к столу.

– Ну ладно, что ж… Ты это, давай, Танюш, присаживайся… – произнесла она. – Я выйду на минутку, дело есть. Вернусь и поедим, ага?

– Ага, – кивнула девчушка и, не сводя взгляда с сестры, боком прошла к столу. Прям так, в одежде и валенках, уселась на табурет.

– Деда не тронь только, пусть отдыхает, – уже обуваясь добавила рыжая и со вздохом покосилась на лежанку. Старик Семён уже не бредил от горячки, немного отошёл от удара, нанесенного медведем. Лежал молча, дышал глубоко и ровно. – Я мигом обернусь, ты погоди… – с последними словами Оля выскользнула в сени, а потом и на улицу.

Миновав ограду, рыжая, что было сил бегом бросилась вдоль тропы к лесу.

«Танька» проводила её взглядом через окно и, когда огненные кудри скрылись за пригорком, встала. Легко, как пушинка, спрыгнув с табурета на пол, девчушка неспешно прошлась по кухне, бросив еще один презрительный взгляд на рычащую крысу. Боська не унимался, выглядывая то слева, то справа от кочерги и скалясь, будто сторожевой пес.

Девчонка дернулась вперёд и шутливо клацнула зубами, заставив крыса в панике сбежать в темноту за печкой. Ухмыльнувшись, «Танька» с наслаждением выдержала паузу, а затем повернулась лицом к лежанке деда Семёна.

Сквозь растрепанные, русые локоны, она исподлобья оглядела старика. От носков шерстяных, до покрытого морщинами горла.

– Слабый, глупый… – с лёгкой усмешкой прошептала девчушка не своим голосом. – Сдохнешь…

Повернувшись к печи, она подняла взгляд на гвоздики с утварью и почти сразу заметила то, что ей было нужно. Острый, кованый нож с тряпичной обмоткой на рукояти. Протянув четырехпалую руку, «Танька» сняла оружие с гвоздя и щёлкнула ногтем по лезвию. Послышался легкий звон.

– Жаль, Семёнушка, что мы за лесом, и я тебя зверем убить не могу… – стоя спиной к старику проговорил леший в образе девчонки. – С удовольствием бы в горло твоё вцепился клыками, – «Танька» развернулась и шагнула к лежанке, поднимая нож. – Не послушался ты меня, не смог Чернаву убить, смалодушничал. Ещё и меня умирать бросил… Не человек ты, Семён, а собака паршивая. Такая и смерть тебе будет! – лезвие взлетело над лежанкой, целясь в грудь старика.

– Да вот хрен тебе! – прорычал дед, выхватывая из-под настила обрез. Стволы упёрлись в горло оборотня, на лице старика мелькнула ухмылка. Не выжидая больше и не разговаривая долго, старик дёрнул курки.

Дробь и пламя ударили в известь на печи, расшвыривая куски штукатурки. Вместе с этим крошевом, по кухне закружились и несколько чёрных перьев. Хлопая крыльями и яростно крича, крупный ворон метнулся в сторону, уходя от выстрела.

Нож упал на пол и, загремев, укатился под лежанку.

Старик вскочил на ноги и, сломав обрез, снова набил его патронами. Опять прицелился в птицу. Грянул новый выстрел, превращая пороховой дым в сизую, удушливую завесу.

Послышался крысиный писк, и вместо ворона на дощатый пол шлёпнулась крыса. В два прыжка она метнулась к дыре в полу, однако уже на краю столкнулась с озлобленной мордой Боськи. Готовый сражаться за свой дом, крыс бросился на противника с отчаянным верещанием.

Отступив под напором Боськи, оборотень оскалился и поглядел на Семёна, старик вновь заряжал оружие.

– Если бы ты, знал, что такое семья, то поступил бы на моем месте точно также! – горячо и сбивчиво дыша проговорил Семён, взводя курки. – Но я как гляжу, не понятны тебе такие вещи, и не успокоишься уже, покуда жив.

– Тебя туда пригнали на закланье, чтобы кровь твою пролить! – пропищала крыса. – Обманула тебя Чернава, знала она всё!

– Не знала! – прорычал дед.

– Знала! – пискнула крыса и с размаху грохнулась о стену. Лавка у порога подлетела вверх, подброшенная волчьим хребтом. Широко расставив могучие лапы, Леший, обратившийся в волка, приготовился к прыжку.

Подлетевшая лавка с грохотом обрушилась на пол, и вместе с ней грянул новый выстрел. За секунду до этого седой волк метнулся в сторону и, ударившись о печь, обернулся лисой. Юркнув в сени, плутовка мелькнула пушистым хвостом и исчезла в морозной прохладе.

– Твою-то мать! – выругался дед и, торопливо распихивая по карманам патроны, быстро накинул валенки.

Выскочив на улицу без тулупа, он осмотрелся по сторонам.

Извиваясь огненной змейкой, лиса скакала через сугробы к чаще. Недолго думая, старик распахнул двери теплого стойла и, взяв Бурку за узду, оседлал её. Хлестанув кобылу, дед Семён верхом вылетел со двора и, перескочив ограду на задворки, понёсся по снежному полю.

Лиса набрала скорость и, перекинувшись в зайца, рванула напрямик к лесу, в просеку. Туда, куда ещё вчера ворвался медведь.

Семён не отставал, прижимаясь к шее кобылы. Мороз и ветер лютыми, ледяными когтями вцепились в его лицо, грива хлестала по щекам. На ходу вытряхнув теплые гильзы, старик перехватил обрез левой и снова зарядил его.

Стена тайги быстро и неумолимо приблизилась, лошадь на полном ходу ворвалась в бурелом, но уже через несколько шагов полетела кубарем, споткнувшись о корягу. Чертыхаясь и матерясь, Семён вновь вскочил на ноги и, отряхнувшись от снега, оглядел лошадь. Ноги целы.

– Коготь тебе отдал! Зубами отгрыз! – послышался трубный голос позади. – От себя живое отнял, чтобы ты этих гадин забил! ТРУС ПРОКЛЯТЫЙ!

Дед обернулся на окрик и увидел среди кедров лося. Большого, крепкого, с рогами размахом в пять локтей.

– Ты видел, что они натворили?! – вскапывая снег копытом, протрубил лось. – Видел, сколько животины и леса увяло?! ТВОЯ ВИНА!

– Это жена моя, ребенок мой был! – отозвался Семён и снова прицелился, вытянув правую руку с обрезом. – Родное моё! Не мог я убить её! НЕ МОГ Я!!!

Лось быстро отскочил назад в сумерки, и Семён потерял его из виду.

Продолжая ругаться и крыть Лешего на чём свет стоит, дед вцепился пальцами в ледяную корягу, перемахнул через неё и бросился в погоню.

Следы петляли, менялись и уходили всё глубже в темноту. Прижимая обрез к груди, старик, не сбавляя хода, двигался вперёд, удерживая след взглядом.

– Заманить меня к себе решил?! – хрипло и громко прокричал Семён вслед убегающему зверю. – Нет во мне страха больше! Сюда выходи, принимай бой!

***

Далече, в избе Лешего проснулась настоящая Таня.

Солнце вновь склонилось к закату, когда она открыла глаза и тут же ощутила немыслимый холод.

С трудом разлепив тяжелые веки, девчушка села и сдавила пальцами больные виски. Все ещё плохо понимая, где находится, огляделась. Печь давно погасла, как и лучина. Свет внутрь пробивался через тонкие щели на входе.