Ален Гри - Неправильный Египет

Сердце билось часто, тело было в максимальной готовности. Он повернулся к жене, приспустил одеяло, увидел затылок Томы, выглядывавший из старой байковой ночной сорочки с торчавшими ниточками. Жена, чуть поворочалась. Он решительно положил руку ей на талию и придвинулся ближе.

Тамара еще не спала. Она уже привыкла, что супруг рано ложится, потому что нужно рано вставать в университет. Она же очень долго не могла уснуть, прислушивалась к шорохам в квартире, думала, переваривала и переживала заново всё, что произошло в течение дня. Она много ела вечером, заедала свой стресс и Петрушино горе, живот надулся и болел, мешал отключиться. Тома почувствовала руку мужа и удивилась. Повернулась к нему.

– Том… Не спишь?

Её обдало горячим несвежим дыханием Альберта, в темноте его рот показался ей какой-то зловонной черной дырой, живот еще больше скрутило. Из-под одеяла она почувствовала запах его вспотевшего тела, и стало совсем неприятно.

– Спи… – проворчала она глухо и зло, также резко отвернулась и натянула одеяло до ушей.

Альберт несколько секунд пялился в тёмный потолок, покрытый пятнами отсветов от уличных фонарей. Он встал и пошёл в ванную. Пройдя через мрак прихожей, Альберт щелкнул выключателем в ванной. Лампа зажглась, сверкнула, издала секундный скрежет и погасла, перегорев. Он вошел в темноту и закрыл за собой дверь. Ослеплённый вспышкой, он ничего не видел, поэтому просто закрыл глаза и спустил штаны…

Кот осторожно вышел в коридор, потянул носом, подошел к двери ванной комнаты и поскреб передними лапами плинтус. Тамара слушала. Слышала все передвижения мужа по ночной квартире. Когда дверь за Бертиком закрылась, Тома взяла себя обеими руками за грудь и тихо заплакала. Ей хотелось нежных поцелуев, она вспоминала смуглые смелые руки Ахмеда, заново прокручивала в голове все те жизненно необходимые для женщины слова, которые он шептал. Как с первого же дня знакомства, не стесняясь, называл женой и любил, любил каждую ночь, по несколько раз за ночь, ненасытный, горячий. Ахмед говорил, что у них будет яхта, и каждый день они будут любоваться восходом и закатом. Нет, она так больше жить не может. И не будет.

Прошло полгода с момента ее поездки в Египет, целых шесть месяцев никаких встреч, только переписка в телефоне на изломанном интернетным переводчиком английском и голосовые сообщения по-русски. Мучительные, бесконечные полгода. Тома, глотая сопли, плакала в подушку.

Утром Тамара проснулась разбитой, но она уже почти привыкла ощущать себя так. Который теперь час? Потрогала руками лицо. Опять из-за вчерашних ночных рыданий будет ходить весь день опухшая. «Тома Булкина». Фамилия была еще одним поводом ненавидеть Альберта. Женщина прошла в ванную и открыла дверь.

Альберт со снятыми пижамными штанами, странно вывернувшись, полулежал на кафельном полу, весь иссиня-серый. На лицо смотреть было жутко. Парализовано, как будто в агонии и страсти одновременно.

Женщина сделала шаг назад и захлопнула дверь. Нутро рвалось наружу, и ее вытошнило. Пошатываясь, она рванула в комнату сына и с вытаращенными немигающими глазами стала вглядываться в его лицо. Петр, слабо посапывая, спокойно спал, в его ногах, тепло свернувшись, также мирно урчал Василий.

Прошло девять дней с похорон Альберта.

Тихо, мрачновато-степенно и обыденно.

Тамара зашла на кухню. За столом сидел бледно-серый Альберт в погребальной одежде. Сильно ссутулившись, пряча левую руку под столом, правой он жадно наворачивал борщ. Каждый раз, когда он открывал рот, из него сыпалась земля, и, смешивая с борщом, он запихивал её обратно.

– Тамара! Царица ты моя роскошная, —говорил Бертик, продолжая давиться. – Если бы ты знала, хорошая моя, как я соскучился по твоему борщу!

Тома, стоя в дверном проёме, чуть пошатнулась, сделала шаг вперед и сильно вжалась в стену. Она не понимала, как реагировать. Это не была галлюцинация. Может, у мужа был летаргический сон? Ей подумалось, что нужно вызвать врача.

– Не надо врача, душа моя! Какой уж тут врач? Тут вот, надо мной поработали.

И Альберт, расстегнув рубаху, показал грубый шов от патологоанатома, из которого местами просачивался борщ.

– Я тебе вот что скажу. Ты присядь. Я ведь прав был. Он же мне всё рассказал. Ну, не всё, конечно, но, Тамара! Я был так близок! Ох не прост! Как он не прост! Что? Что ты говоришь?

– Изыди… – шепотом выдавила из себя Тома, – Отче наш, Иже еси на небеси, да святится имя Твое…. – ничего лучше она придумать не могла. Женщина поняла, что происходящее – это не галлюцинация, но это паранормальное, не человеческое, и тут не врач нужен, а батюшка.

– Фу, Тома! Зачем? – Бертик скривился и встал. Левая рука у него отсутствовала от кисти, отсвечивала огрызком кости и мяса, – я ведь предупредить тебя хотел, ну, как знаешь…

На мгновенье у Томы почернело в глазах, несмотря на день за окном, а когда свет в её глазах зажегся вновь, кухня была пуста, и на столе было чисто.

Тому трясло. Пугал любой шорох, в каждом углу квартиры мерещились тени. Звонить матери не хотелось. Света не брала трубку, скорее всего была не одна.

Тома вызвала участкового врача, просто чтобы хоть какое-то время побыть со взрослым, посторонним и адекватным человеком. Сын всё ещё спал. Алла Сергеевна, уже очень хорошо знавшая этот номер телефона и этот адрес, на вызов не торопилась, и пришла к двенадцати, после того как побывала у других больных. Петя проснулся бодрый, умылся и выбрал книгу. Снова лёг в кровать. Его обычный день постельного больного начинался. После стандартных приветствий и вопросов врач померяла температуру, осмотрела зрачки и горло, измеряла давление. Всё было в норме.

– Тамара Викторовна, с ним всё в порядке. Я ничего не обнаружила. Немного уставший, впрочем, как и все предыдущие наши встречи. А как дела у вас? – доктор поняла, что ее вызвали скорее для беседы, чем для консультации.

– У меня не очень. Мне кажется, у меня начались видения. Мания преследования, паранойя, бессонница…

– Подождите, подождите. Это слишком много. И всё вот так сразу. Тамара Викторовна, давайте пройдем на кухню.

И Алла Сергеевна глазами указала на Петрушу, намекая, что ребёнок уже не так мал и всё прекрасно понимает.

– На кухню, – Тома странно ухмыльнулась, – а действительно. Давайте на кухню.

Женщины вышли из комнаты и перешли за кухонный стол.

– Алла Сергеевна, вы с утра по вызовам мотаетесь, позволите вас угостить? Вы очень меня обяжете, правда. Я вчера сварила великолепный борщ, а есть некому.

– Тамара Викторовна, я очень сочувствую вашему горю, и мне…

– Можно я вас угощу? – нервно настояла Тома.