Юлия Лилея - Стихия смерти

Сердце Луз совсем истомила тревога, и как-то в сумерках она поделилась со старцем опасениями, разрывавшими душу:

– Ох, не знаю, что и делать.

Он придвинулся поближе и сочувственно спросил:

– Случилось чего?

– Да один и тот же кошмар снится, а потом сразу в голову мысли о брате приходят.

– Может, пройдет?

Травница заходила по двору, досадуя:

– Да я уж и настой с вереса пью перед сном, все равно жуть такая снится.

Он сочувственно покачал головой и подозвал Луз к себе:

– Иди сюда, чего скажу. Слыхал я, что морин снаряжаются в столицу. Попросись и ты, может, найдешь пропавшего брата.

Девушка задумалась и, улыбнувшись, согласилась:

– Так и сделаю! Спасибо, отец.

Когда же стало известно, что воины вскоре отправляются в Орсу, упросила главу разрешить и ей с ними поехать. Тот, потерев подбородок, отвечал:

– Ну что ж, сбирайся. Вроде б не лазутчица ты.

Сам же, когда снаряжал людей, отвел в сторону воина и зашептал:

– Присматривай там за Луз. Кто знает, может, и врет.

Воин внимательно слушал, кивал:

– Знахарка она хорошая. Вон, смотри, как старика излечила! Но если что не так, убью её сразу!

В длинную телегу набились воины, Луз и ещё одна женщина. Дева смотрела вслед удаляющемуся поселению и родной земле. Казалось, она оставляет здесь сердце.

По дороге травница примечала невиданные ранее растения, деревья и людей, хотя, сейчас всё виделось заброшенным и разграбленным. В Орсу они въехали через несколько дней, и их запыленная повозка остановилась возле крайних домов столицы. Луз искренне надеялась отыскать брата.

Тем временем Тар очнулся с криком на губах. Еле разлепив веки, сквозь щёлочки опухших глаз, оглядел пространство вокруг. Дощатые стены, охапки сена, словно стойла в конюшне, но здесь доски шли от потолка и до пола.

Облизав пересохшие губы, парень попытался встать, но слабость свалила его на пол, а нестерпимая жажда не отступала. Полежав, отдышавшись, он встал на четвереньки и пополз. В углу стояла деревянная плошка с жидкостью.

Сделав рывок, оказался рядом с ней. Жадно схватил и, сделав несколько глотков, резко выплюнул.

– Тьфу, мерзость какая. Кровь налили!

И с размаху грохнул плошку обратно в угол. Сам же отполз к дальней стене и погрузился в тяжелое забытье. Словно всполохи освещали память – произошедшее накануне.

Огонь, крики людей, запах крови, внезапно открылись двери дома и ворвались несколько темных воинов. Вот уже и руки связаны веревкой, во рту кляп, его заталкивают в громадный амбар, где такие же, как и он, молодые мужчины. Связанные, пораненные, в глазах каждого ярость и боль. Не давая опомниться пленникам, воины забирали по несколько человек в день.

Потом слышались, будто издалека, звуки воя, раздирающие душу. Словно вся тоска мира соединялась в этих стонах. Севинцы падали на пол, им хотелось закрыть уши и ничего не слышать.

Вот пришла и его очередь. Мужчин отвели во дворец, затолкали в узкую темную комнату, забирали по одному. Тар почувствовал себя скотиной, которую ведут на убой. Душераздирающий вой раздавался совсем близко. Его поволокли следующим. И когда он открыл глаза, жмурясь от света, то заметил, как другой воин оттаскивал тело из зала – посиневший, с вываленным на бок языком чернильного цвета. Больше ничего не успев заметить, он оказался в тронном зале.

Высокий воин быстро приблизился к нему, смотрел прямо в глаза, не мигая, словно гипнотизируя, наложил ладони на область сердца. Все померкло в глазах, стало тяжело дышать. Казалось Тару, что вытягивали его душу медленно, по капле. Ему хотелось кричать от боли и тоски, но сил не доставало. Снова и снова видел он черные ладони перед собой, потом ощущал их жар на грудине. Совсем обессилев, Тар упал на пол. Последнее, что он слышал перед забытьем – чей-то нечеловеческий вой.

Проснувшись, молодой мужчина потряс головой, пытаясь вспомнить или совсем забыть недавние события. Вновь пополз он к плошке в углу, вновь плевался от содержимого. Но и сам не замечал, как выпивал её до конца. С кровью силы быстро восстанавливались, а память становилась, словно сито. До боли знакомые образы ускользали, будто в тумане, и на третий день Тар уже не помнил, как его звали, откуда он родом, из какой он семьи и что его любимицей была младшая сестра Луз.

Утром в каморку вошел коренастый темный воин, подал темное одеяние и оружие – боевой топор с длинной рукояткой.

– Теперь ты – панорам – воин армии Тьмы.

Облачившись, новоявленный панорам преданно ждал дальнейших приказаний.

Тара, как и всех новообращенных отправили в казармы. Они оглядывали друг друга, без любопытства просто запоминая детали, словно заново знакомясь, хотя многие были из одних поселений.

На следующее утро их разбудил громкий окрик командира отряда с командой: «Стройся»! Молодой воин вскочил с дощатой лавки, схватил выданный топор, и вместе со всеми выбежал из длинного строения. Воины строились, кто-то не понимал, что делать и сразу же получал пинки и указания более опытных. Начальствовал ими крепкий панорам, одетый почти также как они все – темные портки и рубаху с длинными рукавами, опоясанный бордовым кожаным широким поясом и ножнами, из которых выглядывала рукоятка меча, его так и звали – Командир. У обычных воинов был черный широкий пояс и вооружены они были боевыми топорами с длинной рукояткой. Осмотрев их и увидев, что кто-то не взял оружие, рьяно гаркнул на провинившегося, и тот мигом отправился за своим топором. Командир зычно скомандовал:

– Шагай!

Он развернулся и они двинулись в сторону другого строения. Немного пройдя, они зашли под вытянутый дощатый навес, опиравшийся на высокие деревянные сваи. На земляном полу стояли вытянутые деревянные кормушки.

На дне которых виднелись освежеванные тушки животных. Панорам завидев мясо, оживились и бросились к нему. Смачно чавкая, они пожирали только что умерщвлённую плоть, кровь брызгала при сильных надкусах в стороны. Тара затошнило, но кто-то подтолкнул его ближе к кормушке и он жадно набросился, как и все, на мясо. Отхватив первый кусок, даже не прожевав, проглотил его и стал разрывать зубами свежую плоть, а когда от укуса кровь брызнула из внутренности тушки, воин почувствовал приятное чувство сытости. Несколько панорам подносили в опустевшие кормушки куски мяса для особо ненасытных. Наевшийся Тар отер измазанное в крови лицо и смахнул ошметки разодранной плоти, вытер руки об одежу и с легкостью забыл недавнее чувство брезгливости и тошноты перед трапезой.

Дребезжащий голос командира, словно путеводный маяк, указывал, куда им надо идти и что делать. После кормёжки воины бодро затопали за пределы казарм. Шли они недолго, дома и строения остались позади и перед ними раскинулся громадный лагерь. Множество панорам сражались друг с другом под присмотром командиров, оттачивали удары и боевые приемы в рукопашной схватке, другие воины, обнаженные по пояс боролись без оружия, колошматя противников особенно рьяно. Над лагерем стоял гул стонов боли, полученных от особо жестких ударов и довольных криков одержанной победы.