Натали Бизанс - Возвращение. Сага «Исповедь». Книга пятая

Ужин был роскошен, огромное блюдо из морепродуктов, разные соусы и приправы для креветок, лангустов, омаров и морских пауков, устрицы с эшалотом и рыбный суп. Всё это называлось постным днём.

Мне трудно было есть, я не приучен так ловко управлять столовыми приборами, чтобы с изяществом вкушать подобную пищу.

– Эдуард, я тебя не узнаю, ты вернулся каким-то расстроенным из Гатье, что-то случилось? – Жорж внимательно посмотрел на меня.

– Нет. Всё, как обычно. Просто тяжело возвращаться туда, где тебя не ждут…

– Я понимаю… – Жорж тяжело вздохнул.

Мари уронила вилку. Прислуживающий за столом поднял её и заменил чистым прибором.

– Слава Богу, мы уехали из этого Богом забытого городка! То ли дело Ницца!

– Мне казалось, тебе было неплохо и в Гатьер… – Жорж посмотрел на свою жену поверх одетого на нос пенсне.

Мари явно не хотелось продолжать этот разговор.

– Конечно, рядом с тобой, дорогой супруг, я могу быть счастлива где угодно, но согласись, в Ницце совсем другая жизнь! Разве мы бы смогли найти для Констанс достойную партию в том захолустье?

Конни отодвинула тарелку.

– Благодарю, я сыта по горло! – она встала и ушла, даже не получив на то позволения.

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит сегодня? – Мари, возмущённая поведением дочери, посмотрела сначала на Жоржа, а затем на меня.

Я виновато опустил голову и почувствовал, как к лицу подступила кровь, щёки предательски запылали.

– Наша дочь не в духе, разве это впервые? – кажется, Жорж спас меня, когда отвлёк взгляд мадам на себя.

– Видимо, я была недостаточно строга с детьми, раз они позволяют себе подобные выходки. Теперь и у меня пропал аппетит, – она встала из-за стола, демонстративно придвинула стул, так что он неприятно заскрипел по полу, и, высоко подняв голову, удалилась в свои покои.

Жорж со спокойным выражением лица продолжил трапезу. Я остался с ним. Меня с детства приучили присутствовать, даже когда отказываешься есть.

– Ты был на кладбище?

– Да, конечно, – я понял, что именно его интересует, – на могиле крёстной лежат свежие лилии, кто-то приносит их каждый день.

– Вот и хорошо. Это самое малое, что я мог для неё сделать. А ещё… у меня остаёшься ты.

Я проглотил подступивший к горлу ком.

– Я… так виноват…

– Молчи, Эдуард. Мне всё известно.

Мои брови поползали от изумления вверх.

«Он знает? Как это возможно? И я до сих пор не изгнан из этого дома?!»

– В ту ночь мне не спалось… Разве ты мог поступить иначе? – он вздохнул, продолжая не спеша разделывать вилкой мякоть крабовой клешни. – О, женщины!.. Порой мне кажется, мы созданы лишь для того, чтобы потакать их слабостям! – сделав глоток белого вина, он закатил глаза и, поставив бокал, промокнул губы салфеткой.

– Что теперь будет? – не выдержал я.

– Всё будет, как прежде, мой мальчик. Ты уедешь учиться, Констанс выйдет замуж за этого безмозглого сына банкира, и будет всю жизнь помнить нечаянное счастье настоящей любви. Так устроен этот фальшивый мир. Так устроены люди. Давай выйдем в сад, хочется свежего воздуха. Мы вместе поднялись и вышли из дома.

– Лаванда зацветает… – Жорж глубоко вдохнул воздух и шумно выдохнул, снял пенсне, потёр пальцами переносицу. – Мерлен так любила это время!..

– Да, я помню.

Мы оба ощутили, как нам её не хватает, каждый по-своему.

– Знаешь, Эдуард, чего я хочу? – он взял меня за руку и пристально посмотрел в глаза.

Я, молча, помотал головой.

– Хочу, чтобы Констанс забеременела от тебя и родила мне внука. – Да, да! Ты не ослышался, и я не сошёл с ума, наоборот, ещё никогда не был так убеждён в правильности своего решения. Свадьба через месяц, ранние роды я сумею оправдать. Умоляю тебя, если Конни придёт вновь, не гони её.

– Но, Жорж! Разве такое возможно?!

– Скажи, тебе не хочется оставить свой след на этой земле?! Тебе не хочется однажды посмотреть в лицо своего сына или дочери?

– Но, как я смогу жить, зная, что где-то мой ребёнок воспитывается другим мужчиной?

– Лучше чтобы его вовсе не было? Чтобы не было никого? Ты дашь обет безбрачия, и, зная тебя, будешь верен своим обещаниям. А потом умрёшь, не оставив на земле потомков, унесёшь с собой в могилу то, чем наделил тебя Бог. Скажи мне, это хорошо? Нужна ли такая жертва Господу? А тебе самому? Всё это – человеческие предрассудки! Бог создал нас: мужчину и женщину, Он сказал: «Плодитесь и размножайтесь!»

Я промолчал, не ответив, находясь в полном смятении от услышанных слов.

– Уже поздно отказываться от свадьбы. Слишком многим мы обязаны этому семейству. Но Констанс полюбила тебя. Дай ей хотя бы каплю счастья напоследок – твоё дитя! – он смахнул слезу, пробежавшую по щеке. – Я был лишён этой возможности. Мерлен больше не могла родить. Ты – единственное, что было у неё… – его скорбь и тоска, вырвавшиеся наружу, поразили меня. – Твоё призвание, серьёзный подход к жизни, к вере, религии, обязанностям не дадут тебе другой возможности… Я, как отец, прошу тебя! У меня было время всё обдумать. Просто ненадолго забудь о том, кто ты. Побудь мужчиной, доверься природе. Я же вижу, ты тоже неравнодушен к моей дочери. Если Богу будет угодно осчастливить меня на старости лет, пусть это случится, сынок!

– Пусть это будет мой грех. Кто благословил, тот и ответит. Но не лишай меня надежды хоть как-то оправдать своё пребывание в этом мире без неё…

– Зачем же вы женились на Мари?

– Хм… – Жорж посмотрел на небо, и его глаза стали совсем тёмными, – долг, мой милый Эдуард, хуже любой удавки. Я платил по счетам моей семьи, как теперь платит Констанс. И я не в силах разорвать этот порочный круг. Отец Мари помог мне стать хирургом… Вся моя карьера построена на благотворительности этой семьи. Призвание порою дороже любых наших чувств. А после, в долговых кандалах, уже не уйти с проторенной дороги. У каждого – свой путь. И не нам решать, что можно изменить, а чего нельзя. Судьба написана там… – он поднял указательный палец вверх и многозначительно им покачал, – но осуществляем мы её сами. Ты – всё, что осталось от Мерлен, пусть даже и не кровно. Соедините нас! Констанс полюбила тебя… Это Божий знак, моё благословение.

Я долго не мог успокоиться после этого невероятного разговора, не умещавшегося в моей голове, а когда объятия сна всё же унесли меня в иллюзорный мир, приснилось, что я гарцую на белом коне под окнами огромного замка. Всматриваюсь в окна, и еле заметное шевеление гардин происходит в покоях. Эта женщина для меня многое значит. Она – не моя, и никогда не будет моей, но я боготворю свою госпожу всем сердцем. Декорации меняются, и я уже в пещере, где-то рядом шумит прибой. Окровавленный платок старец берёт из моих рук. Дует на него, и ткань становится белой. Видение переносит меня в новый сюжет. Костёр на площади. Какой-то страшный человек, облачённый в церковную одежду, бросает в огонь свитки и книги. Я испытываю сильные душевные муки, такова цена спасения, заплаченная за меня господином. Кто он? Я вглядываюсь в черты человека, стоящего рядом. Его лицо мрачнее тучи, скулы крепко сжаты: горят бесценные сокровища, бережно собранные им для потомков. Он смотрит на огонь и всполохи отражаются в его тёмных глазах. Величественный профиль, гордо поднятый кверху, волевой подбородок… Я перед ним в неоплатном долгу. Кто он? Бог мой, это же Жорж!