Ли Майерс - BRONZA

– Да, действительно, похож на девочку! Очень хорошенькую! – резюмировал, вставая, учитель. Отвесил Отто подзатыльник. – Не скули! – приказал строго. – А теперь оглянитесь вокруг! Кто рядом? – обратился он к классу.

Все дружно завертели головами.

– Ну, сосед… – ответил один.

– Друг! – сообразил другой.

– Правильно! Друг! Товарищ! Соратник! – кивнул Генрих. – И если вас собрали в этих стенах – вы уже избранные! От вашей сплоченности, поддержки, заботы друг о друге зависит ваше будущее и будущее страны, которой вам предстоит править! – он многозначительно замолчал, и лица мальчишек осветились пониманием – тот сказал: «Править!»

– А ты… позволил себе оскорбить товарища! – с холодным презрением учитель посмотрел на Отто, своими словами в мгновение ока превращая того в изгоя. – Но вряд ли ты дотянешь до конца года! Потому что я съем тебя еще до экзаменов! – пообещал Генрих весело, потрепав покрасневшего Отто по упитанной щеке, и вернулся к кафедре.

По классу пробежал одобрительный смешок.

С этой минуты Генрих стал для него кумиром. Нет, идолом! Божеством, которому он станет поклоняться. Класс тоже догадался, кто теперь станет мальчиком для битья, а кто любимчиком нового учителя. Ребята злорадно посмеялись над Отто и позавидовали Герхарду.

После урока учитель задержал его в классе. Подошел, обнял за плечи, предложил обращаться за советом в любое время. От Генриха исходил волнующий, обещающий запретное, аромат желанного. Это привело его сердце в смятение. Пропустив удар, оно застучало как сумасшедшее: он влюбился безоглядно и навсегда…

«Запах… он до сих пор чувствует его запах на своей коже!» – очнулся от своих воспоминаний Герхард. Потому что еще вчера они были вместе! Шепча слова любви, тот довел его своими ласками до полного изнеможения. Но вчера он еще не знал, каким бывает Генрих, когда любит. Каким светом может сиять его лицо, когда он смотрит не на него, а на того мальчишку. На него Генрих никогда не смотрел такими глазами. Это открытие растерзало самодовольное, ревнивое сердце молодого барона Эгерна на мелкие рубиновые капли. Его плечи вновь затряслись от рыданий.

– Лжец! Обманщик! Ты лгал мне! Лгал! Лгал! Лгал! – лупил он кулаком по баранке, и бедный «майбах» жалобно мяукал, вздрагивая у обочины.

Впереди остановился крытый брезентом армейский грузовик, сопровождаемый мотоциклистами. На землю спрыгнул офицер вермахта и направился к его автомобилю. Быстрым движением смахнув слезы, Герхард высморкался в платок и нацепил на лицо маску вежливости, но на вопрос офицера – «Что случилось, не нужна ли помощь?» – все равно ответил с излишней резкостью.

Покосившись сначала на валявшийся в кювете плащ, потом на него, штабист с деликатной настойчивостью предложил поднять капот и все-таки посмотреть, почему не заводится мотор. Герхард понял – тот не отстанет, а еще понял, истерично хихикнув, что просто не в состоянии сейчас вести машину; кажется, он забыл, как это делается. Офицер с искренним радушием предложил ему место в кабине своего грузовика. Один из солдат сел за руль «майбаха», и они тронулись в путь.

Штабист оказался словоохотливым. «Поддерживая» беседу, Герхард всю дорогу кивал и вежливо улыбался. «Вот если бы рядом был Хельмут…» – думал он. Как же ему не хватало сейчас надежных медвежьих объятий друга, его понимания и вдумчивого, внимательного взгляда. Он бы утешил его, позволив выплакать свое горе у него на плече. Но это было уже невозможно! Хельмут погиб в Польше, еще в 39-ом. Его мать писала. Нелепая, случайная смерть. Шальная пуля, срикошетив, попала в голову.

Герхард так и не съездил на могилу друга, несмотря на все даваемые себе обещания. Иначе пришлось бы принять его смерть, признать, что того больше нет. А он пока не простил ему своей обиды. Потому что так и не понял, почему Хельмут так глупо, так невозможно глупо подставился под какую-то там шальную пулю. В каком-то там богом забытом Кракове…

Армейский офицер до конца остался предупредительным. Сделав приличный крюк, довез его до самого дома, семейного особняка Эгернов в Вильмерсдорфе. С пожеланием удачи вручил ключи от машины, отсалютовав, прищелкнул каблуками. В ответ, лишь кивнув на прощание, Герхард стал подниматься по ступенькам.

Последнее время он жил в доме один. Отец «болел», как он выражался, и не покидал поместья. Баронесса, не забывая о долге добропорядочной жены, находилась при муже. Но это были всего лишь отговорки. На самом деле родители просто не любили столичную толкотню и глубоко презирали фюрера, чтобы выносить его присутствие слишком долго.

Дверь сразу же открылась, наверное, слуга увидел его в окно. Не ответив на приветствие, он бросил ему фуражку, перчатки и прошел к себе. Не раздеваясь, упал на кровать. Немного полежал, уткнувшись лицом в подушку, перевернулся на спину и заложил руки за голову. Так думалось лучше.

Он ненавидел Рождество. Потому что, чем ближе был праздник, тем у Генриха сильнее портилось настроение, а его обычно тонкая ироничность в обращении с Герхардом превращалась в ядовитый сарказм, он становился раздражительным и злым. А потом просто исчезал. Да, Герхард люто ненавидел Рождество потому, что без всяких объяснений Генрих оставлял его одного. На неделю, на две или больше. И думать – вернется ли он или ушел навсегда, было мучительно. И страшно. И ожидание становилось пыткой. Он ссорился с отцом. Закатывал матери истерики. Или, напиваясь до бесчувствия, валялся целыми днями в постели, чтобы не гадать, где сейчас Генрих и кого дарит своим вниманием.

И только то Рождество, единственное, было особенным…

Долгожданные рождественские каникулы обрадовали всех, кроме него. Одноклассники, весело гомоня, разъезжались по домам. Кто ехал к себе, кто в гости к другу, но мало кто хотел остаться на все праздники в опустевшей школе. За ним тоже прислали машину, но Герхард отправил ее обратно, передав с шофером для баронессы письмо с выдуманной причиной, объясняющей его задержку, чтобы мать не вздумала примчаться сюда и сорвать его планы. Он наконец-то решился получить желаемое.

Прошел уже год. На втором курсе отношение к нему резко изменилось. Или дело было в покровительстве Генриха, или он сам изменился, повзрослев. А может, причина была в его целеустремленности. Давно и тайно влюбленный в своего учителя, он просто перестал обращать внимание на всякие досадные мелочи.

Его перестали дразнить «принцессой Софи». Теперь он находил у себя под подушкой открытки с приглашениями на свидание. Получив такую впервые, очень удивился. Сосед по койке тоже удивился, что он до сих пор не в курсе. Объяснил, что так принято, если хочешь найти себе пару, оставлять подобного рода послания.

Читать дальше