Ли Майерс - BRONZA

– Ты уезжаешь? Когда? – взволнованно воскликнул Герхард и порывисто шагнул навстречу. – Куда ты едешь? Я поеду с тобой! Я буду помогать тебе! У меня есть деньги! Моя семья очень богата! Я все сделаю для тебя! Только не молчи! Не делай такое холодное лицо! Разве ты меня больше не любишь?! – спрашивал он звенящим слезами голосом.

На лице Генриха промелькнуло легкое удивление, но его сетования он выслушал, не перебивая, до конца. А потом швырнул спиной на стену. Пальцами сдавил горло.

– Не смей надоедать мне своим нытьем… Дольше проживешь… – произнес с улыбкой, в которой таилась угроза, но смягчившись, слегка потрепал Герхарда по щеке. – Говорят, ты стал плохо учиться… Какая жалость, терпеть не могу неудачников!

Притянув к себе, больно укусил поцелуем, спросил с насмешкой:

– Или хочешь, чтобы я бросил тебя?

Получивший крохотный лучик надежды Герхард отрицательно замотал головой.

– Ты можешь идти, – отпустил его Генрих, – сейчас я буду занят…

Ему не оставалось ничего другого, как только покинуть комнату. Генрих уехал. И даже герр Шульце не мог сказать ничего утешительного в ответ. Никто не знал, куда уехал Генрих.

Запомнив его слова насчет жалких неудачников, он с головой погрузился в учебу. Вскоре у него появился друг. Тот самый верзила, когда-то сбивший Герхарда с ног. Теперь было кому рассказать о своей безответной любви, и боль от разлуки с любимым становилась не такой острой. Хельмут сначала утешал его как друг. Потом как любовник.

Это произошло как-то само собой. После занятий они сидели на скамейке в углу парка, укрытые от чужих глаз ровно подстриженными кустами. В очередной раз, всхлипывая у него на плече, он изливал перед ним свою душу. Успокаивая, тот гладил его по голове, по спине и вдруг прижал к себе, нашел губы. Его поцелуй не был похож на поцелуи Генриха, возмущенно замычав, он попробовал оттолкнуть его, но Хельмут был настойчив. К тому же намного сильней. И скоро Герхарду пришлось уступить его домогательствам.

Любовником, как ни странно, Хельмут оказался довольно опытным, нежным и заботливым. А его словно прорвало. Он стал встречаться не только с ним. Изменяя своей любви с другими, мстительно надеялся, что Генрих (где бы он ни был) знает об изменах и хотя бы капельку, но ревнует…

Настойчивый стук в дверь вернул Герхарда в реальность. Ощутив, как больно в бок врезалась кобура, как неудобно лежать в форме, как сильно затекли в сапогах ноги, сел на кровати и разрешил войти. Не поднимая на него глаз, слуга мялся у порога, спрашивал, будет ли молодой хозяин ужинать. Он кивнул и жестом приказал снять с себя сапоги. Нарочно каблуком придавил слуге пальцы, усмехнувшись, когда тот скривился от боли. «Почему это только мне сейчас должно быть плохо?» – подумал Герхард злорадно, отпуская прислугу. Переодевшись, спустился в столовую. Ужинал без особого аппетита. Повертел в руках бледно-голубой конверт, где размашистым почерком Генриха было написано полное имя барона Вебера, и отложил письмо в сторону. С легким удивлением дважды перечитал список, задержавшись взглядом на предпоследнем пункте, но тут его осенило, что это позволит ему и завтра поехать в обитель, снова увидеть Генриха, если в точности, согласно списку, выполнить довольно необычное поручение. Слуга, держась от него на почтительном расстоянии, доложил, что ванна для хозяина готова. Герхард лишь кивнул в ответ.

Наслаждаясь теплом, лежал в ванне, подложив под голову свернутое полотенце, но стоило закрыть глаза, и память тут же услужливо подсунула ему самые памятные воспоминания. Вот, они – новоиспеченные офицеры в парадных мундирах, с аксельбантами, руками в белых перчатках придерживая у бедра палаши, в начищенных до зеркального блеска сапогах, в последний раз чеканя шаг, маршируют на школьном плацу. Вот, поздравив их с выпуском, герр Шульце закругляет свою прощальную речь пожеланием достичь карьерных высот на избранном поприще и уступает место следующему оратору.

Все дружно ахнули. На трибуну поднялся Генрих. Meine Gott! Каким же ослепительно-красивым смотрелся он в черной форме офицера СС. Из мира избранных и пока недоступного для них мира небожителей. На его приветственный жест рукой раздался восхищенный гомон. Каждый мысленно уже примерял на себя эсэсовский, с серебряными нашивками, мундир.

Обрывая нестройный шум голосов, Генрих постучал по микрофону. О, этот взгляд из-под черного козырька фуражки, сверкнувший ярче серебряного орла на кокарде. Их взгляды встретились. Узнавая, Генрих приветливо кивнул ему. И счастье обрушилось на него, останавливая сердце; качнувшись на впереди стоящего, Герхард потерял сознание.

Очнулся уже в школьном лазарете, на узкой больничной койке. Генрих сидел у него в ногах, покачивая носком сапога. Смотрел на него с насмешливым любопытством, говорил с привычной ироничностью, немного растягивая слова.

– Не думал, что ты настолько рад меня видеть, чтобы падать без чувств… Я был уверен, ты давно забыл о своей детской любви, утешившись в чьих-нибудь объятиях… Или я не прав? – спросил он, вставая с кровати.

Герхард хотел солгать, но в этих ярко-голубых, видящих его насквозь, глазах что-то было. Пристыженно опустив голову, сожалея сейчас о каждом отданном другому поцелуе, он признался, что действительно хотел забыть его, но не смог.

Снисходительно улыбнувшись, Генрих снял с вешалки свой плащ. Длинный, черный, блестящая свиная кожа слегка поскрипывала, пока он одевался.

– Если ты уже в состоянии стоять на ногах и нянька больше не требуется, приглашаю пообедать со мной! – сказал он на выходе.

Радостно вспыхнув, Герхард поспешно натянул сапоги, застегивая на ходу мундир, бросился догонять его быстро удаляющуюся фигуру.

Они сидели в небольшом, по-домашнему уютном кабачке у окна за столиком, застеленным скатертью с красными петухами. Ели копченые колбаски, жареные на решетке, запивая их густым темным пивом. Генрих был не особенно разговорчив, размышляя о чем-то своем. Зато он, взбудораженный встречей с ним, вел себя излишне эмоционально.

Баронесса, воспользовавшись своими связями, уже купила любимому ангелочку тепленькое местечко при штабе, а он обратился к Генриху за рекомендацией для вступления в ряды СС. Тот понимающе усмехнулся.

– Готов испачкать свои белые ручки, лишь бы остаться со мной? – спросил, скорее утверждая. Взял его за руку, перевернул тыльной стороной вниз. Провел пальцами по линиям на ладони, отчего Герхард сразу сомлел. – Тебе придется лично убивать людей, пытать их, избивать и смотреть в лицо, может быть, даже своим бывшим друзьям или одноклассникам. Каждый раз сталкиваться с отвратительной неприглядностью смерти. Хочешь сказать, что не заскулишь на третий день и не сбежишь к мамочке, трусливо поджав хвостик?

Читать дальше