Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]

– Привет, красавчик, – сказала она, затем вернулась обратно, поместила червя в банку и закрутила на ней крышку.

– Это долго? – поинтересовался Питер.

– Должна пройти ночь, в лучшем случае, – ответила она и направилась на кухню помыть руки. Роман пристально следил, как ее шорты удаляются к раковине.

– Кажется, моей Манипуре нужно немного любви, – произнес Роман.

Питер ударил его в плечо.

Доктор Прайс стоял и смотрел из окна своего офиса. Соседние холмы приглушали свет, и его неясное отражение словно висело над ними.

– Он снова оказался перед лицом многолетней загадки Американского эксперимента двоеточие, – сказал он, привычно симулируя диктовку своей биографии, чем занимался в свободное время, и с чем не собирался делиться ни с кем другим. – Единственным следствием доморощенной философии стали запятая конечно запятая прагматизм и трансцендентализм запятая и чем выше первый почитал последнего запятая тем больше тот попадал в кабалу точка. Эта дилемма полностью воплощена в сегодняшнем знакомстве запятая о котором он не переставал думать точка. Не то запятая чтобы эта женщина представляла серьезную угрозу тире скорее дело было в том запятая насколько невежественна она была запятая делая ставки в этой игре точка. Тем не менее запятая камешек остался в ботинке запятая и человеческая неуверенность такова запятая что в конце концов вопросы приведут ее к дому Годфри точка.

Он заметил блик на экране компьютера и повернулся к столу, чтобы прочитать сообщение. Его пальцы барабанили по столешнице.

– Естественно абсурдно запятая что оба вторжения в один день можно посчитать совпадением запятая, – сказал он, – но это было ожидаемо с тех пор запятая как проект вошел в новую фазу запятая в которой дамбу может прорвать непредвиденным способом запятая и будьте уверены запятая на этот случай его палец всегда лежит на кнопке точка.

Прайс нажал на кнопку интеркома и попросил своего ассистента проинформировать доктора Годфри, что он будет здесь всю ночь. Через сорок пять минут он принял второго посетителя сегодняшнего дня.

– Норман, давно не виделись, – сказал он. – Поздравляю. Если можно так выразиться.

Доктор Годфри проигнорировал протянутую ему руку.

– Что такое Уроборос? – спросил он.

– Могу я предложить тебе выпить? – сказал Прайс. – Бренди? Диетический «Доктор Пеппер»?

– Йоханн, – повторил Годфри.

Прайс изучал своего начальника. Этот мужчина еще никогда не выглядел настолько паршиво за все два десятилетия их знакомства. Его отношения с младшим братом всегда носили состязательный характер, именно он с самого начала был против назначения Прайса на эту должность, из-за моральных аспектов (его позиция заключалась в том, что руководить должен человек, более подходящий с моральной точки зрения). И после инцидента с Шелли он рассматривал его, по меньшей мере, как научного преступника, по которому плачет Гаагский суд. Однако, антагонист, стоящий перед ним, был меньше львом имперского лицемерия [4] отсылка к Британской империи, чей символ – лев , чем бумага, пропущенная через размельчитель и снова склеенная скотчем. Прайсу было грустно видеть его таким. Именно поэтому он ненавидел политические сложности своего положения; брошенный в одиночестве в своей башне, он не имел душевных сил, которые мог бы расходовать на такие ненужные и ошибочные чувства, как эмпатия.

– Уроборос, – начал он, – это проект, над которым мы работаем, не слишком значимый. Гадюки обладают органами чувств – терморецепторами – позволяющими им видеть в темноте, мы изучаем их, чтобы победить слепоту. Боже, Норман, взгляни на себя. Я налью тебе бренди.

– Почему, – произнес доктор Годфри, – бездомный человек, которого я наблюдаю, говорит о гадюках?

Прайс вынул бутылку бренди из бара и наполнил стакан. Годфри не отказался.

– Это случайно не Френсис Пульман? – спросил Прайс.

Годфри не ответил.

– Мистер Пульман был добровольцем в нашем эксперименте.

– Добровольцем?

– Мы тайно вербовали добровольцев для некоторых исследований. Все в пределах закона, просто не рекламируется. Ты, конечно, как член правления, вправе проверить наши записи. Конкретно это исследование включало разрабатываемое нами снотворное, с полной эффективностью барбитуратов, но без побочных эффектов. Его еще необходимо доработать, так как в некоторых случаях оно выступало как галлюциноген. Вскоре стало очевидно, что мистер Пульман, хоть и обладает чистой историей болезни, тем не менее, страдает от не диагностированного случая ПТЛС [5] посттрансплантационный лимфопролиферативный синдром . Но мы не психиатры. В любом случае, касательно мистера Пульмана, препараты были… противопоказаны, и мы исключили его из исследования. И, могу добавить, дали более чем адекватную компенсацию. Но мы не можем быть уверены в последствиях того, что уже попало в его вены.

Годфри кивнул и обвинительно посмотрел на Прайса.

– Этого не достаточно. Почему оба, он и моя племянница, ссылаются на паранормальную сущность и зовут ее Драконом?

– Если угодно, – сказал Прайс, – я покажу.

Прайс и Годфри стояли перед длинной змеей в китайском стиле: огненно-красное и оранжевое тело, белые брови и усы. На ее туловище была эмблема спортивной команды, в когтистых лапах – палочки для еды, которыми, в свою очередь, она держала собственный хвост. Челюсти были открыты для первого укуса, а один глаз закрыт, словно подмигивая. Фреска покрывала двойные двери Лаборатории Герпетологии, и под ней была цитата:

Я не знаю, как он мчится, верхом на ветре и как взмывает в небо. Сегодня я видел дракона. – Конфуций

– Лаборатория Сна в эту сторону, – сказал Прайс, указывая дальше по коридору. – Иногда я привожу сюда Шелли для обследования ее здоровья.

Он повернулся обратно к дракону и улыбнулся, словно родитель, гордящийся рисунком ребенка.

– Я поощряю подобные маленькие прихоти. Это способствует сплочению группы. И, в свете того, что мы делаем, напоминает, что мы все еще люди. Заглянем?

Прайс шагнул вперед, двери раздвинулись. Он пропустил Годфри вперед.

На первый взгляд, она не очень отличалась от других лабораторий в Башне, кроме десятков и десятков прозрачных пластиковых контейнеров, содержащих нечто, на первый взгляд похожее на темные, гибкие трубы. Затем увидел глаза. Прайс подошел к технику, сидящему у монитора, и похлопал по плечу.

– Что скажете? – спросил Прайс.

– Кое-какие интересные расхождения между Цейлонской Куфией и Каменистым Щитомордником . О, подождите, нет. Тут десятичное число.

Нехотя, но Годфри был впечатлен. Он понимал, что находится на стадии правдоподобного отрицания, но к чему это приведет, Бог знает. И если он продолжит отрицать, это лишь поднимет еще больше вопросов о его собственной объективности, о равновесии контроля между ним и Оливией, который и так был крайне сомнителен. Он мог лишь придерживаться курса, согласно которого с первого дня верил, что однажды Прайсу настанет конец: нужно не отнимать, а наоборот, дать тому веревку.