Кристофер Сташеф - Волшебник на пути. Последний путь чародея

Миг прошёл, и Магнус неплохо изобразил, будто ему очень по душе её присутствие.

— Мне было очень одиноко после того, как Дирк ушёл с корабля и до того, как появилась Алеа.

— Да, Грегори упоминал об этом друге Дирке, — отозвалась Корделия. — Каким он был?

Алеа попыталась скрыть своё любопытство. Она часто гадала насчёт того, каков был этот Дирк Дюлен, и насколько близкими были его отношения с Магнусом.

— Всего лишь ещё одним утратившим иллюзии, неудовлетворённым холостяком вроде меня, сестричка, — пожал плечами Магнус.

На сей раз съёжилась, казалось, Алуэтта, а Ртуть высказала такое мнение:

— Тогда вы, как я подозреваю, беседовали во время перелётов между планетами о коварстве женщин.

— Как ни странно, нет. — Магнус устремил взгляд в пространство, обмозговывая проблему. — Полагаю между нами действовал молчаливый уговор не обсуждать наши попытки завязать романтические отношения. К тому же у Дирка была куда более веская причина лишиться иллюзий, чем у меня.

— Как так? — спросил Грегори, Алуэтта удивлённо посмотрела на Магнуса, но быстро отвела взгляд.

Ртуть нахмурясь повернулась к Грегори.

— Разве Магнус никогда не упоминал об этом Дирке, когда вы делились мыслями через световые годы?

Грегори покачал головой.

— Времени не хватало, а вот чего обсудить — было более чем. — Он наморщил лоб глядя на Магнуса. — Ты, брат, никогда особо не рассказывал о своих приключениях — только хотел услышать обо всем, что случалось дома.

— Конечно, — согласился Магнус. — Изгнанникам всегда это интересно.

— Скажи уж лучше «экспатриантам», — поправил его Джефри. — Ты покинул дом по собственному выбору. Определённо не по нашему!

На лице Магнуса не отразилось негодования, но Алеа его почувствовала.

— А свои эскапады ты не считал важными? — поинтересовалась Ртуть.

— Для меня они такими не были, — пожал плечами Магнус. — Я уже знал, чем они завершились.

Братья и сестра Магнуса рассмеялись, но не Алеа — она была уже сыта по горло тем, как неохотно Магнус делится своими воспоминаниями.

— Ну, а нам они интересны, — вступил в разговор Ален, — очень интересны. И потому, расскажи нам, почему этот Дирк утратил иллюзии и пережил разочарование.

— Он посвятил жизнь освобождению своего народа, — объяснил Магнус, — и пожертвовал ради этой цели всем нормальным человеческим опытом. Он, например, никогда не упоминал о том, что в кого–то влюблялся до того, как мы повстречались.

— Это не значит, что у него такого не было, — сказала Алуэтта.

— Да, но это значит, что он никогда не пытался завязать роман, — ответил Магнус. — Ему было всего двадцать с небольшим, но он с одиннадцати лет учился и работал для освобождения своего народа.

— Которое вы с ним наконец и осуществили, — закончил за него Грегори.

— Да — и он обнаружил, что среди этого самого народа для него нет места. Он долго жил не на родной планете, в современном мире, обучаясь мастерству, нужному революционеру. — Магнус покачал головой. — Обучаясь — и работая на судоходной линии, созданной беглецами для накопления средств для борьбы с лордами Меланжа, его родной планеты. Огромное большинство народа там оставалось прикованным к планете, угнетённые сервы, без всякого образования и представления о современном мире.

— Он явился домой и обнаружил, что дома для него нет, — прошептала широко раскрыв глаза Алуэтта.

На сей раз Алеа согласилась с этой ведьмой.

— Ужасно и крайне несправедливо! Однако наверняка ведь были и другие такие же, как он.

— Да, и они все поняли: самое важное, что они могут сделать для Меланжа, это сохранять контакт с внешним миром, — сказал Магнус, — для поддержания постоянного притока современных лекарств и межзвёздных финансов.

— Они были отправлены в пожизненное изгнание! — воскликнул Грегори.

Магнус кивнул.

— Либо так, либо обязаны жить жизнью простых крестьян — не очень приемлемой для человека, если тот жил в сверкающих городах и пилотировал звездолёты.

— Не удивительно, что он покинул родину и отправился скитаться с тобой, — сказала Корделия.

— Да, но ещё менее удивительно, что когда он влюбился, то захотел остаться на планете своей дамы сердца и сделать её своей родиной, — отозвался Магнус.

— Конечно, поскольку он, тоскуя, должно быть желал иметь хоть какой–то родной дом, — согласился Грегори.

— Но тебе из–за этого, должно быть, сделалось очень одиноко, — предположила Ртуть.

— Я очень рад, что повстречал Алеа, — кивнул Магнус.

Алеа была совсем не уверена, что при данных обстоятельствах это такой уж большой комплимент, особенно раз Магнус никаким способом не связался с ней, когда сказал это — но она почувствовала излучаемую им нежность, а под ней столь сильную отчаянную потребность, что это потрясло её. Неужто такая была у него все время? Её изумило, что никто из родных Магнуса этого похоже не заметил — или они все были слишком вежливы?

Или Магнус как–то смог направить это ощущение только ей?

Или — ещё более странное предположение, достаточное, чтобы заставить её сердце затрепетать — он даже не знал об этих дошедших до неё эмоциях?

После завтрака все разошлись — каждый по своим делам — или, если не было никаких дел, то побездельничать. Магнус решил побродить некоторое время по имению, посетить памятные с юности места. Алеа поняла, в чем смысл этого предлога, и отправилась вместе с ним.

Они бродили по саду, и Магнус рассказывал ей о своём отрочестве здесь, а Алеа не отрывала взгляда от его лица, жадно впитывая каждое его слово — но когда их загородил от замка ряд кустов сирени, он опустился на скамейку и казалось обмяк.

Алеа снова поняла, как много значило то, что он готов настолько ослабить при ней контроль над собой, то доверие, которое это доказывало, — и потребность в товарище. Она присела рядом с ним, сложив руки на коленях, и подождала.

— Это все равно как прогуляться по доске, — сказал наконец Магнус.

Алеа подождала ещё и, когда он больше ничего не добавил, спросила:

— У тебя действительно такое ощущение, будто они, все ждут, когда ты оступишься?

— Ждут, когда я попытаюсь что–то приказать им, или поправить их, или напомнить им как надо себя вести, как бывало делал, когда мне было восемнадцать, а Грегори двенадцать, — подтвердил Магнус, — и готовы обругать меня или бросить мне вызов, дабы доказать, что они уже выросли и у меня нет больше власти над ними.

— Наверно, я чего–то не понимаю, раз у меня никогда не было сестры, — непонимающе нахмурилась Алеа, — но разве не очевидно, что ты теперь считаешь их равными?

— Я прочёл пару–тройку книг на эту тему, — вздохнул Магнус, — и понял, что явно далеко не очевидно.