Тим Вернер - Мы, монстры. Книга 3: Зверь [СИ]

Много силы было и рыжем монстре, но тот — слишком опасен. Аэ даже не нужно всматриваться, вслушиваться, чтобы почуять, насколько: пламенно, испепеляюще, смертельно опасен. Она помнила ужас пожара в Запретном Лесу. И сейчас вдруг поняла: именно он принес тогда пожар.

А кому же еще?

Он — огонь.

К нему лучше не притрагиваться.

Только как быть, если он стоит между ней и Нивеном? С другой стороны — это она сейчас находится между ними.

“Это не тот Нивен, — напомнила она себе, — не тот, за которым ты пришла…”

А тело уже делало свое. Аэ положила ладонь ему на грудь и услышала, как слабо, тихо и сбивчиво, ударилось несколько раз под рукой сердце. Закрыла глаза, вдохнула побольше воздуха — и, склонившись к нему, выдохнула в губы.

“Отдай, — сказала лесу, сказала ветру, — отдай его. Верни его”.

И снова вдохнула воздух — и снова поделилась дыханием с ним.

Он ведь тоже — воздух, он ветер, он Иной. Пусть не в той мере, в которой она. И конечно же, не в той мере, в которой ей нужно. Но он — один из них. Может, потому она так долго, так упорно искала его? Не для того, чтоб он им помог — да и как ему было помочь? — чтоб она спасла его.

Он — один из них, а значит, они — одно целое. Одна жизнь. Одно дыхание.

Выдохнула в третий раз, и сердце ударилось увереннее, сильнее. И ресницы дрогнули.

А она вдруг испугалась, что сейчас он откроет глаза.

— Ну, или так… — хмыкнул рыжий монстр совсем близко, и Аэ вздрогнула. Она и забыла, что он здесь. Вскинулась.

Он, оказывается, присел совсем рядом и заинтересованно всматривался попеременно то в нее, то в него. Желтые глаза горели. Ярко, болезненно, страшно.

“Этот огонь… — вдруг поняла она. — Тот самый огонь горит внутри. Он не удержит его, он силен, а огонь — сильнее. Будет рваться наружу. Скольких же рыжий монстр сожжет прежде, чем сгорит сам?”

Впрочем, это не ее дело.

— Уходи, — сказала ему — вырвалось, неожиданно твердое и резкое.

— Вы точно родственники! — восхитился тот в ответ и кивнул на Нивена. — Он тоже поначалу пытался от меня избавиться, пока не понял, что не выйдет.

— Сейчас ты рад этому? — Аэ наклонила голову набок. Рука все еще лежала на груди Нивена, вторая — опустилась рядом с сапогом: достать нож, если придется.

Рыжий высоко вскинул брови — кажется, удивился вопросу.

Аэ объяснила:

— Рад, что навязался? Что остался рядом с ним, чтобы… зачем? Шутить теперь над ним, умирающим?

— Да говорю же…

— Он умирает, — отчеканила она. — Я поделилась с ним своим дыханием, но ему нужно начать дышать самому.

— И как ему это сделать? — кажется, ей удалось наконец стереть ухмылку с рыжей рожи. Взгляд остался тем же. Пропала только злая насмешка, да и то — куда бы ей пропадать? Просто поглубже спрятал.

Аэ вздохнула.

Она уже давно знала, что сделает глупость. Но даже сказать сейчас трудно… Как же она будет ее делать?

— Я его заберу, — сказала она, заранее упрямо, готовая спорить хоть с ним, хоть с собой. — Ему нужно в Запретный Лес. Здесь я не смогу помочь.

Рыжий задумчиво наклонил голову набок.

— А там? Сможешь? С какой стати вам помогать ему?

— Он — один из нас, — уверенно ответила она, хотя понимала, что убедить в этом Совет будет очень непросто. И повторила. — Я его заберу,

Она пыталась убедить не рыжего — себя.

Что рыжий будет не против, она уже знала.

Он слишком занят собой.

***

“Во злая девка! — удивился Йен. — Если они все там такие, не удивительно, что Нивен их боится — у него это в родовой памяти должно быть заложено…”

Подавил желание навешать ей по большим ушам — сейчас он не был уверен в том, что сможет остановиться, а не оторвать, предположим уши. Или голову. Слишком много всего было внутри — голосов, воспоминаний, боли, злости, сдавленного смеха. И Йен давил его в себе еще больше. Давил всё. Чтобы не разорваться на части.

Зеленый болотный уродец вовремя задохнулся — иначе точно разлетелся бы на мелкие кусочки…

Не задохнуться бы теперь самому.

И Нивен, как назло, опять решил помирать. Не скажет, что теперь делать. Как правильно сделать. Не почувствует. А сам Йен — или правильно теперь называть его другим именем? самым первым именем? — а Затхэ ничего не чувствует, потому что чувствует слишком много. Помнит слишком много.

Помнит себя.

Он вернулся, наконец — полностью.

Он помнил, что Гьярнору пустует. И тот стол — стоит на вершине, заваленный снегом. А Снежные волчата из сна уже наверняка родились — за пургой, за вьюгой, в глубине темной пещеры, укрытой пушистым снежным одеялом…

И в Дааре, возможно, что-то не так с королем. А Рэй слаб. Теперь он помнил, теперь он понял: в Дааре слишком холодно, чтобы зависеть от тепла. Рэю нужно тепло. Людям нужно тепло — так уж устроены. Вот почему они когда-то зря пришли в Даар. Там, у подножья горы богов, можно выжить, лишь став таким, каким был Даарен — холодным, мертвым внутри.

Какими были боги. Каким был Затхэ.

И совсем не таким, каким получился Рэй.

Йен ухмыльнулся.

“Не смог, — подумал он. — Как бы старик ни старался, не смог сделать Рэя таким же куском льда, как был сам.

Ты ведь всегда знал, что надо делать, старик? Потому и не давал его никому воспитывать — всё сам. Знал, но не смог. Где-то дал слабину. Размяк. И каково тебе теперь — умирая, знать, что твое отродье слишком теплолюбивое, чтобы выжить в снегах?”

— Эй! — позвала ушастая.

— Тшшш! — цыкнул на нее Йен и поднял палец.

— Не тшикай на меня! — она пружинисто вскочила, в руке блеснул длинный нож.

Йен отступил на шаг, палец так и не опустил: жди.

Нивен не скажет, как правильно, сам он не почувствует, ладно. Ладно.

Но можно ведь и подумать, правда? Иногда надо и думать, не все ж Веслом размахивать…

Просто собрать все вместе, и увидеть, что из этого выходит.

Может, и хорошо, что Нивен не приходит в себя — он ни за что не сказал бы, не признал бы очевидного: рядом с Затхэ опасно находиться. Он дурак, этот Нивен, и не ушел бы, пока не попал бы под руку. Конечно, с Иными тоже опасно, кто знает, что им придет в их пришибленные ушастые головы? Но что придет в голову Затхэ — и без того понятно.

Уже приходит.

Стоп.

Собрать всё вместе — напомнил себе Йен — и увидеть, что выходит.

“А что может выйти? — фыркнул про себя. — Чего высчитывать? Ты можешь всё. У тебя есть всё. И тебе не нужно за это ни перед кем оправдываться. Он отключился, тот, перед кем ты вечно оправдываешься. О нем даже обещают позаботиться. Всё. Ты свободен”.

“Тихо! — сказал Йен себе. — Не мешай! Заткнись хоть на мгновение! Мне нужно сосредоточиться. Мне нужно…”

И вдруг — понял, что ему нужно.

Все стало ясно. Предельно и кристально ясно.

Картинка сложилась.

План был готов.