Тим Вернер - Мы, монстры. Книга 1: Башня [СИ]

И задохнулся во второй раз. А она полуобернулась к нему и тихо заговорила, и впервые голос прозвучал не в голове - в его комнате.

— Затхэ, — сказала Сорэн. — Я думала, тьма приближается в лице Лаэфа, но это — Затхэ. Меня обманули.

“Думала, тьма приближается? — подумал Тейрин. — А как же “ничего не бойся, мальчик, я знаю, что делаю”? Ждала Лаэфа — и мне не сказала?”

А еще он услышал в ее чистом голосе легкую горечь разочарования. Едва заметную, но Тейрин всегда умел хорошо слушать. И трезво мыслить. Даже проснувшись посреди ночного кошмара и обнаружив себя еще в одном.

Тейрин поднялся и решительно направился к двери. Подхватил плащ со спинки кровати, набросил на ходу.

***

Плащ летел, струился за ним и, поворачивая за дверь, Тейрин легким привычным движением отбросил его назад. И тот послушно скользнул следом, как Эрхайза за Лаэфом.

Сорэн смотрела уже не в окно — ему вслед.

Она ведь и правда чувствовала Лаэфа рядом, не это отродье — самого Лаэфа. А с этим... даже играть не интересно. Послать вслед дикого даарского охотника — и пусть разбирается.

Но Ух’эр-то каков! Мерзавец. Лживая гадина. Весь в старшего брата.

***

Ух’эр пришел тогда к ней — когда с Затхэ было покончено — он пришел. Сорэн сидела у окна, перебирала лучи света, глядела сквозь них, слушала пение птиц, а он, гадость, как-то пролез, и ни один луч его не коснулся, пока сам того не пожелал. Оказался рядом — и не почувствовала.

Поднял ладонь, и лишь тогда она увидела, как он сидит на мраморном крыльце, как сам ладонь под лучи подставляет и внимательно глядит на них, а те проходят сквозь. Ух’эр не отбасывает тени — может, потому так тянется к Лаэфу, чтоб хоть какая-то тень рядом была.

— Странно, что брат боится их, — хмыкнул он, проворачивая ладонь. Покосился на Сорэн хитро, добавил. — Их ведь нет на самом деле. Не ухватишь, не укусишь.

И оскалил зубы в кривом оскале. А потом рассмеялся неожиданно, откинув голову назад. И как часто бывает, когда видишь что-то в лучах впервые, Ух’эр увиделся ей совсем другим.

Сейчас он казался не безумным — счастливым. Хотя потом, гораздо позже, она поняла: это не глаза его сияли, они отражали сияние Ирхана.

Но тогда она подумала: а если он останется здесь надолго? Если согреть его лучами, если обнять теплыми ветрами, — починит ли это его? Исправит ли? Ей показалось, ему тут может быть спокойно. А пару веков в покое — не принесут ли такую нужную ему передышку от вечного безумия?

Пару веков покоя и света. И никаких отравленных змей под ногами.

— Ты пришел сказать о Затхэ? — мягко спросила Сорэн. Подошла. Он оборвал смех внезапно, сжался, смотрел настороженно. Будто боялся, что она ударит.

“За что же мне тебя бить? — удивилась Сорэн. — Ты на моей стороне. Ты должен знать, мальчик, своих союзников я не трону. И никому не дам в обиду. Перейдешь на мою сторону — больше никогда не увидишь змей”.

Ни змей, ни монстров.

— Затхэ больше нет? — спросила она.

— Затхэ больше нет, — отозвался Ух’эр, вновь поменявшись. Теперь едва заметно ухмылялся, глаза щурил, будто свет внезапно стал мешать на нее смотреть. А ухмылка была не его. Неуверенной и слабой.

— Докажи, — Сорэн села рядом и положила свою ладонь поверх его руки. Заглянула в глаза, и он медленно развернулся к ней. Улыбнулся неожиданно широко, рванул за собой за руку, вскакивая, и перед их ногами разверзлась бездна.

— Что ты… — начала она.

— Доказываю, — шепнул ей Ух’эр и потащил за собой.

***

Царство мертвых было темным. Серым.

Тут было тихо, и слуги Ух’эра, сновали по черным дорогам бесшумными бесцветными тенями. Он покосился на нее, хитро подмигнул и приложил палец к губам. Потянул за собой.

Вперед по дороге и вдруг — снова вниз, в еще одну бездну.

И там, в замурованных наглухо подвалах, показал клетку, что стояла в самой глубине. А в клетке — исполосованное, разодранное тело монстра.

Посмотрел в глаза, внимательно и неожиданно серьезно.

И Сорэн почудилось: впервые видит настоящего Ух’эра. Безо всех его бесчисленных масок. Потом она узнала: она видела очередную маску. Потому что все, что есть у Ух’эра, — это маски. Все, что есть от Ух’эра, — это маски.

Сейчас у него был твердый взгляд. И мягкие губы. И тихое дыхание.

***

Она не могла спасти Лаэфа, потому что Лаэф — тень. Но этого, живущего в бесшумных тенях, но настоящего, она может вырвать из них. Унести в мир, где поют птицы и можно играть с лучами Ирхана. И Ирхан признает его, рано или поздно, но признает.

Конечно, он безумен. Он не должен быть здесь. Его место — рядом с ней.

И теперь Сорэн сжала его руку и повела, понесла за собой, ввысь, прочь от шепота и полумрака, в свой мраморный дворец. И там, во дворце, он снова оказался другим в свете дня.

Настоящим. И очень серьезным. И смотрел в глаза так, как никогда и никто.

— Сорэн, - тихо сказал он. — Я сделал, что обещал. Теперь твой шаг.

Она провела рукой по его щеке, и он закрыл глаза, потянулся за ее прикосновением, и ее белая ладонь задержалась. Скользнула к губам. К шее.

— Прости меня, — тихо сказала она.

— Ты не исполнишь своего обещания? — спросил он, не открывая глаз, и добавил, будто хотел напомнить, будто она могла забыть. — Если победишь...

— Исполню, мальчик, — уверенно ответила она, рука скользнула на его плечо, крепко сжала. — Тебя не трону. Оставайся здесь. Сейчас. Оставайся со мной.

— Тогда за что мне тебя простить? — спросил он и распахнул глаза.

И они, сверкающие, огромные, в обрамлении длинных темных ресниц, светились безумной насмешкой, извечной издевкой, и его захотелось оттолкнуть. Подальше. Отмыть руки. Но прежде — заплакать.

Ведь она почти ему поверила.

— Или ты не у меня прощения просишь? — уточнил он и, подражая Лаэфу, выдохнул почти ему в тон. — Сес-стра…

Она задохнулась от злости, а он какое-то время старательно сжимал губы, сдерживая безумный хохот в себе, а потом — не смог.

Хохот вырвался наружу.

***

Она проснулась от этого хохота. Села на ложе, вскочила.

И увидела его — сидел, подобрав под себя ноги, в проеме окна. На дворе была ночь, а Рихан светила сквозь него. Висела за спиной, на уровне сердца, просвечивала блеклым пятном, и казалось, что у него вместо сердца — Рихан.

Хотя Сорэн уже знала: у него просто не было сердца. И его не было — под стать старшему он был тенью. Серой тенью в подземном царстве, что пыталась быть богом, но у нее получалось криво.

Потому что сама тень — кривая.

— Я снился тебе, Сорэн? — спросил он, глядя в глаза.

— Ты ведь и сам был в том сне, — процедила она. — Ты принес этот сон, не так ли?

— Я просто пришел сказать, что все сделал, — он поднял руки. — А вот что было дальше...

— Я держу свое слово, — сказала Сорэн. — Но видеть тебя больше не желаю.