Юрий Глазков - Черное безмолвие [сборник, 2-е издание]

— Да ладно тебе обижаться, я же тихонько, в назидание. Это же воспитательная мера. Учи, учи математику, сынок, уж эти-то цифры все могут, любое явление на язык математики переложить можно. Пятый класс — это серьезно. Так ты говоришь, соседи телевизор включили? Что-то я не слышал ничего.

— А Петька на наушники слушает, у тети Клавы голова болит, давление высокое. Вот дядя Костя и запретил ему звук включать. А насчет математики ты прав.

— Чего, чего. — Отец снисходительно потрепал Вовку за плечо. — Лобачевский. А как ты-то узнал, что они телевизор включили?

— Не могу объяснить, пап, я просто знаю, что включили, и все.

— Ладно, пиши, пиши. — Отец потихоньку отошел от письменного стола.

«Как же он мог услышать? Телевизор у соседей через две стены и через комнату. Чепуха какая-то. Пойду посмотрю».

Действительно, соседский Петька сидел в наушниках и подпрыгивал на диване, переживая за какую-то ворону. Показывали мультфильм. Степан Петрович сел рядом, досмотрел и только после этого потрепал Петьку по вихрам. Тот вскинул глаза и снял наушники.

— Здрасте, дядя Степа, — поздоровался он.

— Петя, сколько раз тебе говорить, чтобы ты не звал меня дядей Степой. Прямо как из книги. Зови солидно Степаном Петровичем.

— Ладно, — согласился Петька.

— Петь, а Петь, ты давно телевизор включил?

— Я ж без звука, хоть и мамки нет, я все равно в наушниках. Разве слышно? Да я…

— Да нет, Петенька, не мешает вовсе он. Я просто так спрашиваю.

— А, просто так. Нет, Степан Петрович, вот только мультик посмотреть и включал. — Петя выключил телевизор.

— Ну ладно, спасибо тебе. Привет папе и маме.

— За что спасибо-то? Они гулять ушли, и я сейчас к ним побегу. Про гравитацию рассказывать буду.

— Про что?

— Про гравитацию.

— А-а-а, — только и мог сказать Степан Петрович.

Из квартиры вышли вместе.

— Кланяйся, значит, родителям. — Степан Петрович попрощался, с уважением пожав руку Пете.

Степан Петрович вернулся к себе, подошел к Вовке. Тот сидел и сосредоточенно что-то писал, но совсем в другой тетрадке.

Вязь формул удивила Степана Петровича, но он промолчал.

— Где был? — спросил, закрывая тетрадь, Вовка.

— К соседям ходил, хотел тетю Клаву проведать. Приболела она что-то. С Петькой поговорил. Уроки совсем не делает. Что-то пошел про гравитацию рассказывать своим родителям. Он ушел.

— Я знаю.

— Что ты знаешь?

— Знаю, что ушел. А про гравитацию он зря разболтался.

— Это как же ты знаешь, что он ушел. Дверь, что ли, хлопнула?

— Да нет, телевизор он выключил, значит, ушел. Если б дома был, то его от телевизора не оттащить.

— Слушай, Петя, как это ты?…

— Пап, чайник кипит на кухне.

Степан Петрович прислушался, но было тихо, «чайникового» свиста слышно не было.

— Откуда ты знаешь, что я газ включил?

— Как откуда? Температура повысилась, значит, включил.

— Какая температура? Где? — Отец стал раздражаться.

— Обыкновенная температура. Какая же еще? Температура чайника, — все еще сердясь, ответил Вовка.

— Ты не груби, с отцом разговариваешь. Отвечай чего спрашивают.

— Я и отвечаю. Ты включил газ, чайник стал нагреваться, а сейчас он закипел, потому что температура сейчас сто два градуса. А вода кипит при ста градусах.

— А девяносто градусов — прямой угол, — машинально добавил отец.

— Чего? — не понял Вовка.

— Это, Вовка, есть такой анекдот. Лекцию читал старшина солдатам и говорит: «Вода кипит при девяноста градусах». А один солдат грамотный такой был, десять классов окончил. Вот он не выдержал и говорит: «Вода кипит при ста градусах, а девяносто градусов — это прямой угол», — Степан Петрович говорил, а сам никак не мог уяснить сказанное Вовкой.

Вовка расхохотался вовсю.

— Ты чего хохочешь? Неужели ты все понял? — удивился отец.

— А чего тут не понять. Это он, твой старшина, не понимал. А я-то знаю, что такое прямой угол, — рассудительно ответил Вовка.

— Вовка, а как ты все-таки температуру узнаешь?

— Чувствую, папа.

— Ладно, я пойду на кухню и выключу газ. А ты скажешь, выключил я его или нет. Хорошо?

— Давай.

Степан Петрович стоял перед газовой плитой, пар валил из носика чайника. Он почему-то вдруг забоялся выключать газ.

«Дай проверю», — подумал он и крикнул.

— Выключил.

Вовка молчал. Прошло секунд тридцать.

— Нет, не выключил, обманываешь, — услышал он наконец ответ. — Нехорошо маленьких обманывать, нехорошо. Ты же мой воспитатель и пример.

— Ладно тебе умничать, шутник нашелся.

Степан Петрович выключил газ. Опять прошло секунд тридцать.

— Ну вот, теперь правда выключил. Уменьшается температура, пар уже не валит. Чайник и есть чайник.

Отец сначала опешил, а потом побежал в ванную, взял приготовленный там для парилки на дачу термометр и сунул его в чайник.

— Сколько сейчас градусов? — крикнул он.

Ответ прозвучал незамедлительно.

«Ты смотри, точно», — отметил Степан Петрович.

— А сейчас?

«Опять точно».

Степан Петрович пришел к Вовке, сел на стул и стал внимательно на него смотреть. Вовка заерзал.

— Ты чего, пап?

— А у меня какая температура?

— Тридцать шесть и пять, — четко ответил Вовка.

Степан Петрович вытащил из под рубашки термометр, ртутный столбик замер на отметке 36,5. Он еще раз изумленно посмотрел на Вовку.

— Володя, ты же феномен. Ты чувствуешь температуру. Ты…

— Не я один, папа. Это во-первых. Во-вторых, не только температуру. Я форму нагретого предмета вижу.

Степан Петрович весь вечер делал опыты с Вовкой. Он включал утюг в туалете, и Вовка безошибочно отгадывал, что это утюг, уточнял, как он стоит и до какой температуры он нагрелся.

— И много вас таких?

— Почти полкласса. Но мы договорились особенно про это не распространяться, очень уж пугаются почему-то и родители, и учителя. Ты не удивляйся, папа, мы много можем. Мы чувствуем, как бежит ток по проводам. Я вижу форму магнитного поля, ощущаю излучение радиолокатора. Нас уже врачи приглашали на помощь. Мы видим, где воспаление, то есть я могу показать то место, где температура повышена. Они очень довольны.

— Ничего себе! — только и мог вымолвить отец. — Чего же ты молчал?

— Тревожить тебя не хотел. Но я же не молчал. Помнишь, к тебе врач приходил. Ты еще удивлялся, что вроде бы не вызывал, а врач пришел. Это я его вызвал, у тебя была явно повышена температура почек. Ты застудил их на охоте.

— Ну, Вовка, ну ты и даешь. А еще что ты можешь?

— Еще, отец, я могу улавливать радиоволны. Я могу сделать так, что в голове у меня будет звучать музыка или что там передают по радио. Мне не нужны радиоприемники. Мы уже умеем обмениваться мыслями. Ты знаешь, как смешно, когда мы подсказываем друг другу на уроках. Учитель ведь не может нас вывести из класса, а нас спрашивать по одному, да еще за железным листом.