Елена Кисель - Источник пустого мира

— А тебе-то что там нужно?

Алхимик окинул меня обычным взглядом волкодава, перед которым качает права его собственная блоха, хмыкнул что-то неразборчивое и скрылся внутри. Я шагнула следом, Йехар хотел что-то сказать, но я только отмахнулась. Без меня в комнате создастся компания, которую точно нельзя назвать очень дружественной для Тео.

Кто-то — может быть, сама Виола — настроила лампы в комнате на более яркое освещение. Освещение заиграло на оскаленных в улыбке зубах архивариуса. Тео поводил глазами туда-сюда, сосчитал присутствующих и признался, не разжимая зубов:

— Вы быстро, — потом заметил уже в сторону Виолы и Ыгх в образе Бо. — Очень странно видеть вас вместе.

— Пошути мне еще, — неохотно буркнула Виола. Она, чтобы не расчувствоваться или не показаться слабой, соорудила на лице такое зверское выражение, как будто собиралась заняться пытками. — Я отключила то, что можно было отключить, — она колдовала над пультом управления системами жизнеобеспечения и реанимации. — Весл, твой выход.

Алхимик приблизился бесшумно и плавно, поднимая тонкий шприц.

— Мне придется снять действие всех моих эликсиров, — заговорил он почти извиняющимся тоном. — Не должно быть никаких побочных эффектов.

Тео чуть прикрыл глаза в знак согласия, нашел все-таки средство расцепить зубы и проговорил тихо:

— Если вы хотите о чем-то спросить — сделайте это сейчас. После я едва ли смогу говорить.

Практичное предложение, совсем не в его духе. Мне спрашивать уже не нужно было ничего, а Ыгх нахмурилась и уточнила:

— Ты понимаешь, что сейчас должно случиться?

— Да, — без малейшего удивления. — Вы заберете все, что есть… это… эту энергию, которую я получил, и передадите Виоле. Это как с Корой, только вы будете посредником.

— Понимаешь, что будет после?

— Я ведь видел, что случилось с Корой, — Веслав еще не отменял действия эликсиров, а говорить Тео становилось все труднее. — Я умру в любом случае, вы знаете это. Но будет огорчительно, если с моей смертью вы потеряете что-то… полезное.

Нужно бы узнать: это особый тип эгоизма — считать себя совершенно неполезным и ненужным? Как будто в случае просто его смерти нам бы было неогорчительно, чертов Книжник!

Больше вопросов не задал никто. Ыгх заняла характерную позицию — крепко сжала одной рукой ладонь Тео, второй — ладонь Виолы. Подняла вопросительный взгляд на Веслава.

Они едва ли отсчет не вели, вроде — «на старт, внимание, марш!» Ясно было, что боль после отмены действия эликсиров не позволит прожить Теодору долго. Действовать нужно было в ту же секунду.

В ту же секунду, как палец Веслава надавил на поршень шприца. Мгновенное действие алхимических снадобий устрашало: алхимик еще не убрал шприц, а паралич лицевых мышц Теодора пропал. Архивариус еще успел опровергнуть самого себя и прошептать:

— По сравнению с допросами Конторы — это… — и не договорил, вытянувшись на койке так, будто его растягивали на дыбе. Боль свела каждый сустав и каждую его клетку, и мне не нужно было быть целителем, чтобы увидеть это, боль скрючила пальцы, за которые держалась Ыгх, а универсальный морф уже взялась за свою работу: магическая помпа. Высосать — вобрать в себя — передать…

— Какого ж Хаоса это не работает?!

Вой Ыгх был таким, будто она испытывает такую же боль, как и Тео. Хотя нет, это было невозможно, я видела его лицо, видела как он хватает ртом воздух в невозможности кричать, не могла смотреть, но смотрела и знала, что не смогу отвернуться при всем желании, если только…

Алхимик рывком развернул меня и прижал к себе, попятившись одновременно к стенке. Я не вырывалась и не сопротивлялась, уткнулась в его плечо, но краем глаза все равно продолжала видеть лицо Веслава: пораженное, неузнаваемое от реального, человеческого ужаса — того, от которого он защищал меня своими объятиями.

Я слышала крики, хотя не могла различить, чьи. Я не знала, сколько это продолжалось, сколько Весл держал меня, а я старалась не вслушиваться, не оглядываться, не думать, что там творится. Но в какой-то момент я увидела, что по стенам начинают разливаться золотые отсветы, и в глазах у Веслава тоже пляшут они же — и поняла, что вот оно, пришло, и стало страшно опять…

Правда, когда отсветы пропали, стало еще страшнее. Что-то потерялось у меня в груди и никак не могло найтись. Горло саднило так, будто все это время кричала я.

Было тихо. Веслав осторожно разомкнул объятия, пару раз прикоснулся к моим волосам, успокаивая и приободряя. Никогда не видела у него настолько по-человечески усталого и грустного лица. В глазах у алхимика так и плавали еще золотистые искры, которые уже исчезли из комнаты.

— Все? — спросила я шепотом. — Он ушел?

И он покачал головой.

Вот тогда ему пришлось просто ловить меня, потому что колени у меня подогнулись. Я так и развернулась, на полусогнутых.

Пораженная Виола — первое, на чем я сфокусировала взгляд. Бледная до смерти, с испариной на лбу — Бо, то есть, Ыгх, пялится на свои ладони так, будто впервые их видит.

Вокруг Тео гаснут последние отсветы золота, волосы архивариуса разметались и мокрые насквозь, на лбу вздулись вены, на подушку скатываются слезы, а голос едва можно различить:

— Я хотел этого… я правда этого хотел! Я не понимаю, почему…

Дверь хлопнула так, что по комнате прошелся маленький смерч — это Виола вылетела в коридор. Ыгх перестала рассматривать свои руки и голосом, который вообще ни в какое сравнение с внешностью не шел, заявила:

— Ничего не вышло. Я не могу взять ни капли.

Веслав за моей спиной отреагировал каким-то незнакомым мне словом (и в душе я порадовалась, что не знаю его). Я знала, что Виола и Бо сообщат эту новость остальным, знала, что мир лишился надежды на последний источник, и что Тео с ума может свести одна мысль, что он всех подвел, пусть она даже будет неправдой…

Одного я не понимала совершенно: почему я была рада сегодняшнему провалу?

Стояло утро, которое по ощущениям многих было последним.

Хотя вообще-то оно было всего лишь последним для Теодора, на этом сошлись все. Врачи и диагносты только называли разное время его предполагаемой смерти — иногда казалось, им действительно важно угадать все это с точностью до минуты. Не знай я, что в этом мире всё удручающе серьезно — решила бы, что они так пытаются с Эдмусом найти общий язык.

— Ты не стал возобновлять обезболивающее?

Веслав оторвался от неизменного лабораторного стола. Мерное «кап-кап-кап» из перегонного куба действовало на нервы.

— Ни к чему. Он уже не чувствует боли.

Даже самые большие оптимисты не расценили бы это как надежду на выздоровление.