александр Баркалев - Центральный зомбилэнд

Вернулось зачем-то и воспоминание о том, как уже в старших классах, придя однажды домой, он не нашел там родителей. И сестра его матери, его тетка, лица которой он так и не вспомнил, рассказала об их утилизации. Якобы они пострадали в большой технологической аварии. Кир вспомнил, как не мог тогда заснуть и все думал и думал о чем-то. Причем не о чем-то важном, а о вещах совершенно житейских и банальных. О супе, который варила мама. О только что оплаченном пакете спортивных каналов отца. О том, что после школы ему обещали купить первую машину. И так далее, и тому подобное… А на следующий день он собирал их вещи в большие коробки. И над каждым предметом он надолго зависал, без всяких мыслей смотря на него. И убирая его наконец на дно коробки, Кирилл понимал, что это неправильно, что так не должно быть. И отчаянно хотел достать его обратно, и вернуть все назад. И многие предметы он доставал и снова разглядывал. В конце концов тетка прогнала его на улицу и дособирала вещи сама. Тем же вечером она отвезла Кирилла в какое-то огромное учреждение, и там подкорректировали его память.

Он очень не хотел стирать воспоминания. Он говорил об этом и тетке, и инженерам, и роботам-охранникам, которых пришлось вызвать, чтобы усадить его в кресло-бокс. Ему казалось, что пока он не стер из памяти родителей, они еще не по-настоящему ушли от него. Еще может произойти так, что утром откроется дверь в его комнату, и раздастся ворчливый, но такой ласковый голос матери, торопящей его с подъемом. И за завтраком он увидит через стол напротив от себя отца и услышит банальную шутку про то, что он проспит всех зомби-девиц в школе. Однако память все-таки стерли… подкорректировали, как сказал тогда инженер-техник. И Кирилл переселился в квартиру к той самой тетке. Воспоминания о ней он стер лет через десять после этого. Она была сильно старше его матери и к тому времени пришла в хроническую негодность. Кажется, ей не смогли приживить свежую руку. К тому моменту он жил уже самостоятельно и вместе с Линой.

Воспоминаний о Лине, как ни странно, проявилось в ожившей памяти не так уж много. Хотя их-то он как раз никогда не редактировал. Притом те события его и Лины совместной жизни, что высветились в темноте прошлого, выглядели гораздо менее четкими, чем более ранние, дошедшие из детства, школы или института. Просто размытые образы.

Вот солнечный пикник в санатории под Калугой, где они провели свой первый медовый месяц. Нет, месяц тот не был первым в их отношениях, да и медом они вроде не увлекались. К тому времени с момента их первой совместной реализации инстинкта близости прошло почти три года. Этот же месяц был первым после того, как они сходили в официальное учреждение и внесли в три различных реестра информацию о своих постоянных отношениях. После этого события Лина уже на законных основаниях могла именовать себя его постподругой. Хотя, кажется, она делала это и раньше и, как ни странно, не считала свои слова обманом. Оттого тем более странно, что официальной фиксации их отношений в электронных базах данных Лина придавала непропорционально большее значение и настояла на двухнедельном праздновании сего события. По традиции первый медовый месяц длился не более двух недель, что делало его название полностью противоречащим действительности. Сам Кирилл отнесся к регистрации более чем спокойно, как к неизбежному злу. И даже после таковой не стремился упомянуть о ней в общении с противоположным полом.

Вот первая реализация инстинкта близости между ними. Два месяца встреч, походов в кофейные заведения и длительных сеансов общения по зомбифону убедили ее в том, что он именно тот зомби, близость с которым будет более чем адекватной для нее. Сам Кирилл до последнего момента сомневался, что у него получится уложить в постель такую красотку. Он почему-то сильно нервничал, хотя в его съемной холостяцкой квартирке побывала уже не одна времподруга. Однако, даже когда свет в спальне погас, и они в вихре поцелуев смяли покрывало на кровати, он все ждал, когда она оттолкнет его и скажет, что пора уходить. Она не оттолкнула. В тот момент ее почему-то не волновало и то, что они валяются на неразобранной постели. Процесс реализации инстинкта прошел, кажется, слишком быстро и скомкано. И после они лежали рядом, успокаивая дыхание, а он продолжал тревожиться. Все ли было в порядке? Понравилось ли ей? Спрашивать о таких глупостях он не решался. Полина сама подлезла под его руку, прижалась ухом к его груди и тихо прошептала, что так хорошо ей было только с ним. Многие времподруги говорили подобные банальности, это не считалось ложью в рамках межполового зомби-общения. Вроде слов «доброе утро» и «до свидания». Обычные фразеологизмы без смысловой нагрузки. Только вот с Линой эти слова обрели вдруг смысл, и ей единственной Кирилл по-настоящему поверил. Наверно, потому она и стала его постоянной подругой.

А вот их первая крупная ссора. Настоящая, с криками и битьем посуды. Причину ее он так и не вспомнил. Кажется, что-то связанное с недостатком уделяемого Лине внимания или избытком внимания, уделяемого другим зомби-девушкам. Слово за слово и обычный разговор перешел грань повышенных тонов, и они сильно поругались. В конце концов она шваркнула об пол тарелку с приготовленными для него котлетами, а он разбил два ее любимых фужера. А через полчаса они дважды реализовали инстинкт близости. И Кирилл потом еще две недели покорно смотрел ее любимые сериалы по зомби-панели.

Воспоминаний было множество. Кирилл не мог и вообразить, что где-то в его голове может умещаться столько информации. При каждой дозагрузке подкорки ему неизменно твердили, что место для данных у него заканчивается и придется что-то стирать или ужимать какие-то воспоминания в размере. Видимо, лгали. Как лгали про руки, про вымершее человечество, про Великих и про другие зомбиленды.

Кирилл вдруг очень отчетливо осознал, что весь зомби-социум на самом деле построен не на принципе отделения зомби-особей от выживших людей… Нет. В основе их общества краеугольным камнем лежало только одно понятие. И понятие сие – это Ложь. Ложь глобальная, всеобъемлющая, проникающая в каждую социальную трещину, в каждое отверстие, в каждую пору на теле общественного организма. Ложь, заразившая его, как вирус. И подобно вирусу она неизлечима изнутри данного организма, преднамеренно убившего свой иммунитет к этой лжи.

Как ни парадоксально звучало такое утверждение, но зомби-социум представлял собой основанное на лжи общество тех, кто не умел лгать. И какое счастье, что ему удалось вырваться из этого общества! Как удивительно и странно, что для этого ему пришлось научиться лгать самому.