александр Баркалев - Центральный зомбилэнд

– Грустно как-то быть наполнителем, – помолчав, произнес Кирилл.

– Ну почему же? У каждого из нас своя роль, свои обязанности, – парировал Сергей Петрович.

– Только вот кто и какие обязанности выполняет, решаете исключительно вы.

– А вы смогли бы? – Профессор попытался заглянуть в глаза Кирилла, но те не отрывались от бесцельного бега ручья.

– Я бы смог, наверное, – растягивая слова, ответил Кирилл. – В том состоянии, в каком я сейчас…

Профессор также не спеша произнес:

– В данном состоянии, дорогой мой, вы скорее исключение из своего вида. Выродок, так сказать. Уж простите покорно за грубость. Вот почему мне так полезно было бы поизучать вас внутрилабораторно.

У Сергея Петрович было замечательное свойство, извиняясь, он оскорблял сильнее, чем в той фразе, за которую извинялся. Кирилл невесело усмехнулся, но решил не развивать малоприятное направление беседы.

– А во-вторых что? – спросил он.

– Что, во-вторых? – не понял профессор.

– Вы сказали, что, во-первых, мы ? защитный наполнитель, – пояснил Кирилл. – Если есть «во-первых», то должно быть, по крайней мере, и «во-вторых».

– А-а-а… Вы об этих «во-вторых»… – Профессор ненадолго задумался. – Вторая причина сохранения вашего вида, пожалуй, еще проще. Утилизировать такое количество зомби слишком затратно. Необходимо ведь не просто собрать всех зомби-особей в кучу и прихлопнуть. Нужно будет построить гигантские заводы по массовой утилизации, создать целую отрасль по консервации или перестройке зомби-полисов, переработать весь хлам, что останется на планете после исчезновения миллиарда существ. Да еще придется перестраивать всю экономику, в связи с исчезновением основного потребителя. Представьте, какие это расходы… Множество нормальных людей потеряют в результате работу, да и вообще смысл существования. Внутренний спрос у нас крайне невелик и не требует такого количества исследований и новаций.

– Но человек же может постепенно заселить, освобожденные от зомби территории… – вслух подумал Кирилл.

Наступила очередь профессора невесело усмехаться.

– Проблема в том, дорогой вы мой, что человеку это стало не нужно. Никто не хочет возвращаться в эпохи, предшествовавшие зомби-миру… В те времена, когда каждый житель имел как минимум зачатки собственного мнения. Древняя социальная структура была совершенно неуправляемой, и с ростом населения ее неуправляемость только увеличивалась. Каждые полвека Землю сотрясали глобальные социальные катаклизмы. Войны, революции, переселения народов… Никакой стабильности. Сейчас же мы живем небольшими общинами. Мы сплочены опасным окружением и имеем очевидные и чисто технические цели…

– Какие? – на всякий случай поинтересовался Кирилл.

– Да я вам говорил. – Его собеседник заулыбался самым душевным образом. – Защитить себя, обеспечить вас, чтобы вам было комфортно, как… младенцам в колыбели…

Профессор на секунду запнулся, и Кирилл продолжил за него:

– …и не дать нам проснуться.

Сергея Петровича такое замечание не смутило ничуть. Этого ехидного старикашку, видимо, в принципе невозможно было поставить в тупик.

– Совершенно верно, – с апломбом подтвердил он. – Потому что, проснувшись, вы натворите колоссальных бед, и прежде всего по отношению к самим себе.

Он победно взглянул на Кирилла.

– До чего же я вам признателен. – Кирилл изобразил глубокий поклон, что в сидячем положении получилось довольно нелепо. – Облобызал бы вам ноги, да боюсь испачкаться.

Странное слово «лобзать», вырванное из какого-то неясного воспоминания, должно было, по мнению Кирилла, усилить яркость его словоизлияния. Однако профессор сие творение не оценил.

– Не волнуйтесь, – высокомерно и поучительно ответил он. – К вам лично никакая зараза не прилипает, равно как и к вашим сородичам.

Кирилл решил оставить выпущенную в свой адрес стрелу без ответа. Вдобавок он задумался о том, имеет ли отношение слово «лобзание» к слову «лоб». Наверно, нет. Ведь целовать можно не только в лоб, но и в другие части тела зомби-особи… или человека. Мысль о том, как целуются люди, и отличается ли у них этот процесс от поцелуев у зомби, увела его к Даше. А от нее он уплыл в неопределенно-туманном направлении, описать которое уже не мог. Вроде бы там были цветы, пели птицы, и разливалось золотое сияние, а он кого-то спасал и кому-то что-то дарил, а его за это любили и награждали. Приятное чувство…

Профессор, видимо, удрученный затянувшимся молчанием, громко и выразительно кашлянул. Кирилл не отреагировал. Солнце уже поднялось достаточно высоко и настойчиво припекало кожу. Обычно зомби стараются лишний раз не загорать. Под действием ультрафиолета нежный салатовый оттенок их кожи уходит в оливково-горчичную часть спектра, что считается вульгарным и некрасивым. Как правило, такой цвет характерен для самых низкооплачиваемых зомби-особей из низов третьей категории, которые работали на строительных площадках или в качестве уличных техников. Более престижные группы зомби-общества трудились в защищенных от солнца офисных и торговых центрах, а во время пребывания на природе могли позволить себе многочисленные защитные кремы и лосьоны.

Впрочем, стоит признаться откровенно, даже при большом желании сильно загореть, находясь в М-полисе, было практически нереально. Три четверти года небо там закрывала непроницаемая завеса из пропитанных дождями туч. Кирилл, даже с новой своей памятью, не мог припомнить ни одного дня, который полностью был солнечным и безоблачным. Даже в тех нечастых случаях, когда утро одаривало проснувшихся жителей глубокой синевой небес, вечер над М-полисом неизменно тускнел оттенками темно-серого, светло-серого и фиолетового. С чем были связаны описанные природные особенности, Кирилл не задумывался. Возможно, просто место такое подобралось.

Профессор опять кашлянул, привлекая внимание к своей особе.

– Что же вы загрустили, юноша, – спросил он. – Может, вам еще про что поведать. Скрасить, так сказать, скуку ожидания поучительным наставлением.

Кирилл оторвал взгляд от ручья и леса, и на миг остановил его на старичке. Сухонький и сильно потрепанный за время поездки, Сергей Петрович сгорбился рядом с ним. На фоне окружавшей их вопиюще молодой зелени трав и синевы небес он казался ужасно жалким и одиноким. А оттого и высказанные им идеи и самовосхваленные познания его как-то усохли и перестали быть не то что ужасными или великими, а даже просто интересными. От свежего, пьяного воздуха, ярких лучей и несимметричной прелести места Кирилла обуяли невероятная леность и безразличие к проблемам мира. Даже ответить профессору и придумать сколь-нибудь важный вопрос представлялось слишком тягостной задачей. Поэтому он лишь мотнул головой и, зевнув, вернулся к созерцанию затейливого узора, что чертила над желтыми придорожными цветами пара белых бабочек, бессмысленных и потому счастливых. Сергей Петрович вздохнул. Для него в этих натурных наблюдениях никакого интереса не находилось.