JK Светлая - Змееносец. Легенда о летящем змее

И только старая Барбара, сидя на своей кухне да начищая до блеска сковородку, тихонько ворчала любезному своему супругу, мяснику Шарлю:

— Видит Бог, добрый мой муж, не было иного у меня пути. Чтоб у них кишки повылезали, у паскудников! Вот вернется славный наш король да и спросит: «Что ты сделала, Барбара, чтобы изгнать этих разбойников из Трезмона?» И что я ему бы сказала? Стыдиться трусости в моем возрасте не пристало. Уж лучше сделать да жалеть, чем жалеть о несделанном! Верно тебе говорю! Завтра к утру еще им меду добавлю. Пусть хоть запьются! Неделя такой жизни — уедут сами!

— Или два дня, и поймут, что к чему. Тут-то тебя и казнят за твои проделки, — хмуро ответил ей Шарль. А в ответ на ее слезы, утешил ее старым, как мир, способом — в излюбленной их кладовой.

«Ну ничего, ничего! Отойдут рыцари! Королевству и так конец! А через день-два казнят нашего милого кузена, и точно никто ничего не вернет! Всего-то и нужно — набраться терпения!»

Февраль 1188 года по трезмонскому летоисчислению, Ястребиная гора

Ветер трепал его волосы, а он все не мог оторвать глаз от горизонта, где вновь разливался кровавый рассвет. Здесь, на Ястребиной горе, рассветы казались ярче, чем где бы то ни было на земле. А впрочем, что на этой земле он видел, кроме своей Ястребиной горы?

Он проснулся оттого, что очень остро почувствовал ее дыхание на своей щеке. Они так и заснули — сплетясь телами. Странно… так странно… Он любил ее. Он понял это в то мгновение, когда увидел ее в конюшне в первый же вечер. Между ними было нечто, что нельзя разорвать. И она тоже любила его — невозможно было поверить, что это что-то иное, не любовь. Но при этом в ее сердце он слился с образом покойного мужа… Да, люди сумасшедшие! Все до единого! Люди ищут любовь там, где может быть только отчаяние и смерть. Да, они готовы стать уязвимыми ради единственного мгновения счастья. И все равно, что боль после будет еще страшнее. Все равно…

Он очень долго смотрел на нее в полумраке. И знал, что им отведены крохи… И она всегда будет звать его чужим именем. А он всегда будет желать, чтобы любила она его. Его, а не того, который умер. И всегда будет смиряться с той ее любовью, которая оказалась сильнее смерти. Господи… чьей смерти? Сержа де Конфьяна или его собственной? Может быть, это знамение? Предвестник? Что ж… Наверное, это было бы освобождением… И единственное, с чем ему страшно расстаться — так это с ней.

Он выбрался из-под шкуры, боясь разбудить маркизу. Оделся в полутьме и, бросив последний взгляд на Катрин, вышел из комнаты. Поднялся по винтовой лестнице и выбрался на крышу башни, где была смотровая площадка — его собственное гнездо якула.

— Все готово, — услышал он голос Шаню.

— Никталь уже пришла?

— Где ж ей быть? Прибежала. Она для тебя что угодно сделает, Якул.

Он пожал плечами. Те самые первые дни, когда он вынырнул из пропасти, определили все. Никталь спасла его, дала ему новую жизнь. Если бы у него была мать — и та не сделала бы столько. Но, Господи… Иногда он ненавидел Никталь за собственное спасение. Потому что жизнь его была пыткой. Он делал то, чего не хотел, жил с людьми, которые были ему чужими, и вырваться из этого ада не мог. Что-то держало. Будто здесь эту гору обнесли стеной, которую видел только он один. И только его одного она не пускала.

— Хорошо, — произнес Якул. — Тогда начинайте. Я скоро приду. Вино для висельника приготовили?

— Да он уже на ногах не стоит, — рассмеялся Шаню.

— Вот и славно. Пропадать не так страшно, — разбойник улыбнулся и подмигнул цыгану.

А после проследовал к люку вниз и спустился, считая ступени в подземелье. К упрямому рыцарю, который стал его собственным испытанием.

Шаги в коридоре и приближающийся свет означали для Мишеля наступление утра. И значит, пришло время новой казни. Этой ночью король заставил себя заснуть, изгнав всех призраков из мыслей. Он знал, что с каждым днем этих призраков будет становиться все больше. Но так и не придумал, как это изменить.

Мишель поднялся на ноги.

— Вы всегда были слишком настойчивы, маркиз, — проворчал он.

— Довольно! — холодно ответил разбойник. — Моя имя Якул. Зовите меня Якул.

— Даже Скриб звучало приличнее, — хохотнул Мишель.

— Трубадур, известный на все королевство… А вы, мессир? Вы так и не решили позволить мне помочь вам?

— Мне нравится ваше гостеприимство. Не хочу покидать вас раньше времени, — манерно кивнул Его Величество.

— Как вам будет угодно, мессир, — Якул не менее манерно поклонился. Слишком манерно для простолюдина.

Он распахнул дверь, вынул кинжал и кивнул пленнику в сторону выхода.

— Я полагаю, нет смысла и дальше ходить вокруг да около. Мы подготовили для вас новое представление. Все балаганные шуты в сборе. Ждут только вас и меня.

На дворе короля встретил резкий порыв ветра, бросивший ему в лицо горсть колючих снежинок. Тяжелый полумрак от затянувших небо свинцовых туч несколько скрывал приготовленный для казни помост. Все остальное, как и вчера. Петля в ожидании своей жертвы, безучастные зрители, которых, кажется, было меньше.

Мишель нахмурился.

— А где де Брильи? — неожиданно спросил он.

— Зарыт у подножия горы. Он был верен вам. И не заслужил того, чтобы по вашей милости болтаться здесь. Но, уверяю, когда черед дойдет до вас, вы будете очень долго раскачиваться на этом суку.

— Благодарю вас, буду ждать с нетерпением, — ответил Мишель и повернулся к дереву с петлей.

Якул напряженно проследил за его взглядом. А потом резко дернулся и посмотрел в сторону задворка, с которого Шаню тащил рыцаря, совсем не стоявшего на ногах. Этот был еще молод, силен… И наверняка счастлив служить у знатного господина, сделавшись гордостью своей семьи. А теперь у него отнимали жизнь по велению и прихоти людей, которых он не знал, и какие не имели к нему никакого отношения. Якул поморщился, глядя на ноги юноши, одетого в одну камизу. Когда ему на голову надевали мешок, он не устоял, упал навзничь. И Шаню, ослепительно улыбнувшись, выкрикнул:

— Перебрал ты, брат, эликсира храбрости!

— Зачем вы его напоили, маркиз? — не глядя на Сержа, спросил Его Величество. — Молодой де Вержи никогда не пил много вина.

— Это было его последнее желание, — усмехнулся Якул, в очередной раз пропустив мимо ушей «маркиза». — Точнее он просил еще и девку, но это, право, слишком.

Тем временем Шаню завел несчастного, уже даже ноги не волочившего, за помост, и вскоре втащил наверх, с трудом продев его голову в петлю — малый, кажется, уснул.

— Итак, мессир, вы по-прежнему будете молчать? — спросил Якул.

Ответом ему послужил вой ветра.

Взгляд Якула сверкнул яростью, и предводитель разбойников махнул рукой, давая команду рубить веревки на подпорах. Шаню ловко спрыгнул с помоста, а люди заработали топорами. Когда подпоры рухнули, тело свесилось и, раскачиваемое ветром, больше походило на тряпичную куклу.