Луковый король

Катастрофа, ещё не до конца осмысленная им, была готова обрушиться на него со всех возможных сторон: в лице разъярённой Аманды, в том числе, быстрыми шагами приближающейся к его парте. Он нырнул вниз, не заботясь сейчас о том, что придется врать в своё оправдание после, и натянул обратно штаны. И очень вовремя. Хищный взгляд исторички вонзился в него секундой спустя.

- Значит, вы вот так? А я вот так!

Она, конечно, несла сущую чепуху от возбуждения, и её можно было бы смело проигнорировать, но в ход пошла указка, несколько раз опустившаяся на голову Тадеуша. Не так больно, как отцовская плеть, но всё-таки обидно.

- За что? - закричал Тадеуш, готовый обороняться и, если потребуется, перейти в наступление.

- Эх-х-хо!

Это Патрик, не обременённый тяжестью Титомира, обрушился на Аманду всем своим весом сзади. Не для какой-то особой цели, а в силу неуёмного характера и под влиянием неспокойной обстановки в классе.

«Всё, - промелькнуло в голове у Тадеуша. - Пока спасён».

Глава 9

Пан Волдырь гостил в «Витязе» уже целый час. Потягивал чаёк, туманно и витиевато рассуждал о новых экспериментах с климатом. Хвалил короля. Пересказывал мимоходом сплетни о нелегальных любовных похождениях полян.

Тадеуш вынужден был присутствовать и слушать эту бессмысленную тягомотину. Тратить воскресенье, единственный выходной, на общение со взрослыми. Полоса в жизни пошла — чернее не бывает.

- Может, полезное что для себя почерпнёшь, - сказал отец, поясняя отпрыску расклад.

Да что там черпать? Король молодец, садоводы — опора отечества, дикари — лодыри, остальные мало платят налогов и недостаточно патриотичны. У него отмычка сломанная в штанах, а он про налоги должен слушать и «черпать».

Эта отмычка, как бикфордов шнур замедленного действия, неумолимо приближала его к взрыву. Жить ему оставалось максимум две недели — до планового похода к кузнецу. Или до того момента, когда папаше приспичит проверить крепость замка. Что последует за получением новых улик против него, он даже во сне боялся представить.

Единственное, до чего он инстинктивно догадался, так это не нервировать родителя. Угождал, не спорил, на лице носил выражение смирения и покорности. Напросился с ним вместе обойти подвальные запасы, к чему раньше испытывал стойкую неприязнь. Пан Адам с радостью, в сотый уже раз, показал и рассказал ему, где стоят банки с маринованным луком, а где — мешки с сушёным. Прочитал лекцию о том, как проращивать семена, как кипятить банки перед закруткой консервов. Парадным шагом они прошлись вдоль полок с бесчисленными заготовками, заначками, заквасками, закрутками, засолками. Куда это всё? Куда столько?

- В следующем году планирую увеличить посевы, - признался добродушно отец, думая, что для подобного рода откровений наступил подходящий момент. - Ты становишься взрослее. Справимся.

- А прошлый урожай куда?

- Дурень! Обменяем на морковь, муку, одежду. И тут ещё, рассказывали, будто машины такие появились, чтобы отделять шелуху от головки. Вот, подумываю приобрести. А изобретатель цену заломил и не торгуется.

Скука! Скукотища смертная! И сам никчемную жизнь прожил, и ему такую же долю готовит. Ему волю дай — всех уксусом польёт и в банки закатает.

- Да-а, - откуда-то снаружи проник в его мозг пан Волдырь, отвлекая от грустных мыслей. - Падение нравов — это настоящая проблема. Это, я бы даже сказал, вызов времени. Особенно в среде молодёжи.

- Это точно, - покивал пан Адам, бросив короткий взгляд на сына. - Никаких моральных устоев. Никаких ограничений. Только дай, дай, дай... Заветы предков отвергают. На бога плюют.

- Старших не уважают, - вторил ему Волдырь. - Общую пользу не признают. Я вот как раз с тобой хотел поговорить на эту тему.

- Говори, что ж.

- Задумали мы с собратьями по большой политике одно дело: гражданский трест организовать. Чтобы вот он и занимался вопросами морали и нравственности. Собрать под его крыло лучшие умы, просветителей да ораторов. И знание людям нести. Даже насаждать силой, в какой-то мере. Добро, оно, понимаешь должно быть с острыми клыками. Агитаторов по всей земле пустим. С хорошо обученной дружиной. С качественной полиграфической продукцией для наглядности.

- Инициатива стоящая, - оценил идею пан Адам. - На какие средства думаете существовать?

Волдырь обрадовался вопросу, как дитя новой игрушке.

- Тут у меня тоже идей полно. В голове не помещаются... Слушай, ты бы панёнку поручил дело какое, пока мы обсуждать будем.

- Тадеуш, ты все дырки заделал? - спросил отец борющегося со сном сына.

- Все.

- А антикоррозином помазал?

- Помазал.

Пан Адам задумался, но Тадеуш не дал ему родить для него новое задание.

- И вообще, сегодня воскресенье. Я с прошлого месяца не отдыхал.

- Потому что были тому причины, обормот! - немедленно озлился отец, но тут же смягчился. - Ладно. Иди проветрись. Дикарями покомандуй.

Мужчины продолжили свой взрослый разговор, а довольный Тадеуш, совершенно один, отправился побродить в одиночестве среди грядок и поразмыслить. Богдана от него на выходные отцепили. Тот последний скандал в школе на Патрика списали. Жирную точку (в буквальном смысле) поставил именно он. Жить можно. Вот только если бы не отмычка...

Он пытался её, окаянную, вытащить сам пассатижами, но только короче сделал, обломав у самой поверхности замка. Проблемы это не решало — кузнец всё равно обломок найдёт. Хоть грязью заляпывай, хоть луком — почистят и найдут. Идеи приходили на ум разные, но были либо технически невыполнимы, либо рискованны до жути. Как та, например, с расплавленным свинцом. И где его взять, свинец этот, непонятно, и что потом рассказывать, откуда он взялся. И посоветоваться не с кем. Один он со своей бедой.

Горестно беседуя с самим собой, Тадеуш и не заметил, как очутился возле своей облюбленной сетки. Ноги, наверное, сами вынесли, демонстрируя уловный рефлекс в действии. Дикарь-охранник, имени которого он не знал (кто-то из новеньких, пойманных недавно Валуем в лесу), откровенно дрых на травке, прислонившись к столбу. Сразу видно, непуганый. В другое время он бы схватил дружеского пинка от Тадеуша, а теперь — плевать. Пусть набирается сил. Они ему пригодятся.

Тадеуш сам сел на траву, прислонившись спиной к сетке. Закрыл глаза, ожидая озарения или любого другого чуда...

- Ы! - послышалось за оградой.

- Соня!

Он вскочил на ноги и встал возле сетки, не веря глазам: она, любимая, единственная. С распущенными по плечам волосами. Босая и улыбающаяся. В дневном свете выглядевшая ещё более соблазнительно, она будто обдавала кипятком его сердце и плавила суставы.

- Боже мой! Я думал, никогда тебя больше не увижу. Соня!