Генри Олди - Рассказы ночной стражи

— Когда это произошло? Я имею в виду, когда он унёс тело?

— Ближе к рассвету. Так, чтобы быть у городских ворот, когда они откроются. Слуга господина Рэйдена всё делал верно. Стража не пустила бы его ночью в город, даже при наличии служебной маски. А уж с трупом на руках, в сопровождении безликой, похожей на неприкаянную душу…

— Вы пошли с ним?

— Я вышел раньше. Он ходит быстрее меня, я рассчитывал оказаться у ворот к его появлению. Так и случилось. Моё свидетельство убедило стражу в необходимости пропустить нас.

— Он сразу пошёл в управу? Или сначала к своему господину?

— Сразу в управу. Тело он отдал сборщикам трупов, которых мы встретили по пути, и строго-настрого приказал не сжигать покойника до особого распоряжения. Женщину отвёл в барак, где живут кандидаты в слуги. Те дали обещание, что позаботятся о ней. Потом слуга господина Рэйдена описал всё, случившееся у хижины, в отдельном докладе, сдал его секретарю Окаде — и только после этого отправился к своему господину.

— Куда отправились вы, святой Иссэн?

— К вам, Сэки-сан. Куда же ещё?

Звук гонга в храме Вакаикуса разбудил меня.

Вряд ли я расслышал гонг, скорее он мне приснился. Сквозь щели в ставнях сочился рассвет: серый, мутный. Камень-грелка давно остыл. Я продрог, но выбираться из-под одеяла не спешил. Тут хоть какое-то подобие тепла. А снаружи…

Надо!

Отбросив одеяло, я вскочил на ноги. Схватился врукопашную с желанием вернуться обратно — или немедленно натянуть на себя всё что есть тёплого. Победил, хотя и с большим трудом. Взялся приседать и махать руками, пока мне не стало…

Нет, не жарко. Всё равно холодно.

Со всех ног рванул во двор. Отец с утра ледяной водой обливается, а я чем хуже? Двор был пуст. Вот я бестолочь! Отец из ночного караула вернулся, лёг спать до полудня. Гром и молния! Для кого я обливаться решил? Для отца или для себя?

Раз решил — надо делать.

Белые перья облаков над морем окрасились в густой розовый цвет. Казалось, в небе зацвела весенняя сакура, приглашая полюбоваться изысканным зрелищем о-ханами . Утро занималось морозное, ясное. Ледяная вода обожгла хуже кипятка. Я едва не заорал, но вспомнил, что сильный захочет — сквозь скалу пройдёт, и плеснул на себя ещё. Стараясь не спешить, умылся. Стараясь не стучать зубами, почистил зубы. Щётку сделал новую, расщепив ножом ивовую веточку, а зубной порошок мы брали в аптеке: корейский рецепт, из тончайшего песка. Всё! Теперь быстро-быстро растереться досуха, докрасна — и сразу одеваться-одеваться-одеваться!

Бегом-бегом-бегом!

О-Сузу подала двойной завтрак: мне и Мигеру. Относить еду каонай я уже привык, хоть и стыдился до сих пор. А что делать, если больше некому? Хвала будде, О-Сузу согласилась без возражений принимать помощь безликого: дров нарубить, воды натаскать, рыбу почистить. Но подавать ему рис и овощи? Своими руками?! В крайнем случае она оставляла еду в беседке, или даже перед дверью сарая, где жил Мигеру. Заходить внутрь О-Сузу отказалась наотрез.

Натолкнувшись на яростное сопротивление, не свойственное нашей кроткой служанке, я от неё отстал.

Заспался сегодня мой каонай . Обычно он раньше меня встаёт. Значит, будет есть остывшее: не хватало ещё собственный завтрак прерывать, чтобы накормить слугу! Где такое видано? Я уже доедаю, а он не объявился. Так этот соня вообще голодным останется — на службу пора!

Дверь в сарай была приоткрыта. Я поставил поднос на приступку у входа.

— Мигеру!

Тишина. Я сунулся внутрь. Лежанка аккуратно застелена.

— Мигеру!

Вышел умыться, а я не заметил? У колодца безликий не обнаружился. Лохани и ведро стояли в точности так, как я их оставил.

— Мигеру!

Сад. Беседка. Площадка для упражнений. Дровяной навес.

— Мигеру!

В доме недовольно заворчал разбуженный отец.

— Никуда ночью не выходи, понял?

— Да, господин. А по нужде?

Не знаю, что за нужда погнала Мигеру со двора. Небось, большая нужда, если он пренебрёг моим приказом. Вышел ночью в город… И его там убили, подсказал кто-то голосом господина Сэки. Убили, бросили на снегу и стих написали. Что-то вроде:

Я увидел этот стих, будто наяву. Белый снег и жёлтые иероглифы, словно неведомый убийца записывал их самым отвратительным образом. Если даже убийца оплошал и Мигеру всего лишь ранен — небось, лежит в глухом закоулке, коченеет, истекая кровью. Кто ему поможет? Никто. Кому взбредёт на ум помогать мерзкому каонай ? Никому. В маске, без маски — всё равно. В лучшем случае, сообщат в службу Карпа-и-Дракона. Если найдут труп — тоже сообщат. Старосте сборщиков трупов моё послание передали ещё вчера.

Надо бежать в управу. Если что и узнаю, так только там.

Торопясь, оскальзываясь на льду, намёрзшем с ночи, едва не сшибая с ног прохожих, я больше глядел по сторонам, чем под ноги. Вдруг где-нибудь мелькнёт фигура в грубом балахоне, подпоясанном верёвкой, с низко опущенным капюшоном? Блеснёт из-под капюшона начищенная медь лупоглазой маски карпа?

Вместо Мигеру я увидел сборщика трупов. У трупожогов нет отличительных знаков, они выглядят как все эта , занимающиеся нечистым трудом, но этого я узнал. Допрашивал его насчёт тела одного бродяги. У него ещё напарник был — очень похожий, только в полтора раза больше.

Как его? Кио? Такео? А-а, какая разница!

— Эй ты! Стой!

От моего окрика трупожог споткнулся и чуть не упал.

— Простите, господин! Это вы мне?

— Тебе! Стой на месте.

— Стою, господин! На месте, господин!

От него, как и в прошлую нашу встречу, разило гарью.

— Иди за мной.

— А стоять, господин? Стоять уже не нужно?

— Шагай!

Мы мешали прохожим, на улице образовалась толчея. Многие ругались сквозь зубы. Эта , конечно, не каонай , но оказаться рядом со смердящим трупожогом или того хуже, коснуться его… За день не отмоешься!

Мы укрылись в первом же закоулке, который подвернулся на пути.

— Сегодня с утра трупы были?

— Да, господин.

— Сколько?

— Двое.

— Среди них был каонай ?

— Да, господин.

Я ощутил пустоту в животе и груди. Превратился в деревянную статую, полую изнутри. Словно со стороны я наблюдал, как статуя шевелит губами:

— Где вы его нашли?

— Нам его передали, господин. У Северных ворот.

— Зачем?

— Велели забрать, но не сжигать до особого распоряжения.

— Кто-нибудь уже сообщил об этом в службу Карпа-и-Дракона?

— Не знаю, господин.

— Убирайся!

Не оглядываясь, я зашагал в сторону правительственного квартала. Что же ты наделал, Мигеру? Куда тебя понесло? Говорил же тебе: сиди дома, не высовывайся…