Генри Олди - Рассказы ночной стражи

Эти два случая — невозможные и всё же подлинные — походили друг на друга, как братья-близнецы. Не один ли человек отдал распоряжение отменить оба приговора? Не он ли сейчас едет впереди меня, покачиваясь в седле?

Куросава Хигаси. Кукла-неваляшка, инспектор надзора.

Если так, я на верном пути. Разум мой лихорадочно искал общее в обоих случаях, искал и не мог найти. Отмена приговора убийце безликих. Отмена приговора мельнику: вору, скрывшему фуккацу . Кроме отмены приговора, никакого сходства!

Размышляя о Камбуне, я допускал вмешательство правительства, вернее, добрую волю сёгуна. Ода Таханага, владыка Чистой Земли, умерший задолго до моего рождения, благоволил к прадеду Камбуна. Видел в его помешательстве эхо древних традиций; даровал жалованье от казны, передаваемое по наследству. Ода Нобуёши, сменив отца в качестве военного диктатора, сохранил привилегии за семьёй Ивамото. Его преемник Ода Нобутада, а затем и Ода Кацунага, сёгун нынешний, сделали то же самое. Возможно, Кацунага просто забыл о существовании безумных Камбунов, отцов, сыновей и внуков с одинаковым именем. Он забыл, а казначей — скряга, трясущийся над каждой монеткой! — не рискнул лишить жалованья человека, отмеченного милостью сёгуната. Но я слышал, что сёгун Кацунага помешан на традициях прошлого ничуть не меньше своего прадеда. Если так, он вполне мог приказать освободить арестанта и отправить для этого в Акаяму инспектора надзора…

Не сходится. Инспектор прибыл в город ещё до зимы, отмеченной убийством каонай .

Хорошо, допустим, инспектор посетил Акаяму с иной целью. Увлёкся гейшей, задержался, был свидетелем ареста Камбуна; получил из столицы приказ отменить приговор… Теперь сходится. Пока гонец сёгуна добрался до Акаямы, Камбун успел отсидеть в тюрьме два месяца.

И что, спросил я сам себя. Тот же гонец привёз приказ освободить мельника? Рэйден-сан, да ты безумней своего родича! Для этого надо, чтобы весть об аресте Тэнси доставил в столицу небожитель верхом на облаке! Ага, и он же загнал ездовое облако насмерть, везя к нам приказ сёгуна…

Зайдём с другой стороны. Освободить Камбуна велел сёгун, инспектор Куросава только исполнитель его воли. О мельнике сёгун знать не знает, освободить его решил инспектор Куросава лично. Почему? С какой стати жизнь мельника в теле гейши приобрела такую важность, что инспектор готов пожертвовать ради неё честью суда и службы Карпа-и-Дракона?!

«Три покровителя, — сказал мне инспектор. — Три покровителя Зимней Хризантемы, помните? После приезда в Акаяму я заявил себя как покровителя Акеми. Не скажу, что она мне дёшево обошлась, но дело того стоило».

Догадка упала мне на голову, словно дубина, обмотанная тряпьём. Рэйден, дурень, молокосос! Сказать по правде, я не в состоянии был представить, насколько женщина может увлечь мужчину — так, чтобы он решился вернуть её с острова Девяти Смертей. Вернуть вопреки решению суда. Вернуть, заставив нашу службу признать следственную ошибку. Лишь сейчас я сообразил, чем обязан старшему дознавателю. Допрос мельника вёл я, ошибка, реальная или мнимая, пятнала мой служебный долг. Господин Сэки прикрыл меня, взяв на себя позор отвратительной миссии. Допускаю, что взял не своей волей, что ему приказали ехать, не приняв во внимание такое ничтожество, как я. Явись на остров Девяти Смертей младший дознаватель Рэйден, и береговая стража, следившая за тем, чтобы никто не сбежал с места ссылки, скорее всего отказала бы мне в освобождении ссыльного. Начали бы проверять документы, послали бы в Акаяму запрос…

Инспектор Куросава, вам нужен не мельник? Вам нужна гейша Акеми? Вы готовы принять тело Зимней Хризантемы обратно, даже если в нём обитает грязный крестьянин из захудалой деревеньки?

Любовь? Страсть?

У вас, господин «цепкий взгляд»?!

Это годилось для пьесы, разыгранной для услаждения высоких чувств зрителей. Для жизни, как я её себе представлял, это не годилось вообще.

Когда я ещё только собирался в дорогу, в мою комнату зашёл отец. Я поздравил его с благополучным разрешением вопроса, который в последнее время мучил отца не на шутку. Господин Хасимото, начальник городской стражи, наконец-то договорился с сенсеем Ясухиро, приняв извинения последнего. За отцом сохранили место в ночной страже, сохранили и размер жалованья, но существенно урезали количество дежурств в месяц. Это позволяло отцу наконец-то приступить к работе в додзё семьи Ясухиро, добавив к жалованью стражника плату за обучение молодых самураев.

«В ночной страже будут гордиться вами, Хидео-сан», — сказал я.

«Ночная стража», — повторил отец.

Голос его показался мне простуженным. Так сдерживают кашель.

«Нет, настоящая ночная стража — это вы, дознаватели. Вы бродите в такой ночи, какую мы и представить не можем. Вы патрулируете в кромешной тьме. Вытаскиваете на свет преступления и события, которые мы не отыскали бы и с фонарём».

Он помолчал.

«Я буду ждать твоего возвращения, — произнёс он, прежде чем уйти. — Ждать и гордиться».

Поначалу остров было трудно разглядеть. У горизонта небо, затянутое пеленой, сливалось с морем, стылым и неприветливым. Серая груда камней терялась на этом фоне. По мере нашего приближения остров рос, обретал форму, описать которую я бы затруднился. Беспорядочное нагромождение скал, торчащих из воды, как гнилые зубы бродяги торчат из челюстей — ничего лучшего мне на ум не шло.

Над тоскливым хаосом вздымалась кособокая ножка гриба. Одна ножка, без шляпки — вершина вулкана. Когда этот смертоносный гриб в очередной раз увенчается шляпой из дыма и пепла, мне бы хотелось быть отсюда как можно дальше. К счастью, сейчас я, сколько ни вглядывался, не мог заметить ни единой струйки дыма.

Слышите, как я заговорил? Это чтобы скрасить впечатления от нашего пути.

«Бездарность, — услышал я голос отца. Ну да, он это говорил зимой о Камбуне-старшем. А выходит, что и обо мне. — Злоупотребляет сравнениями. Небо уныния? Отвратительно».

Хорошо, Хидео-сан, я добавлю ветер. Простой незамысловатый ветер, устойчивый и попутный. Никаких сравнений — дует себе в парус, и на том спасибо. Отчалив рано утром, ещё затемно, мы добрались до цели вскоре после полудня. Точнее не скажу, я с трудом мог определить время по положению белёсого пятна — солнца, едва просвечивавшего сквозь муть облаков.

На острове жили — вернее, умирали — только ссыльные. Стражи или какой-либо администрации тут не держали. К чему? Охранять ходячих мертвецов? Поддерживать среди них порядок? Пустая трата времени и средств. С острова Девяти Смертей не сбежишь — говорят, был один случай, лет семьдесят назад. Беглеца, который чудом доплыл до Госю, держась за самодельный плотик из всякой всячины, мигом задержали и вернули обратно. А порядок пусть ссыльные сами поддерживают, если захотят.