Генри Олди - Рассказы ночной стражи

— Слушаюсь, господин! А можно получить чуточку еды?

По виду господина Сэки голодный Дайкидзин быстро понял, чтó получит вместо еды, если тотчас же не перейдёт к сути.

— Да, господин! Я совсем не хочу есть! Когда госпожу Тэнси высадили на остров и корабль отчалил, Большой Брат схватил её. На ней была одежда, хорошая одежда. Большой Брат решил сорвать эту одежду и забрать себе. Ещё он решил овладеть женщиной прямо на берегу.

Госпожа, отметил я. Госпожа Тэнси.

— Он раньше всегда так делал. Госпожа Тэнси молодая, красивая. У нас давно нет таких женщин. С тех пор, как умерла Рини…

— Короче!

— Да, господин! Большой Брат схватил госпожу Тэнси и упал. Он дёргался и хрипел. У него глаза закатились. Его рвало, как после укуса змеи. Я видел, такое бывает! Но здесь нет змей. Говорят, раньше были, но их давно съели…

— Дальше!

Инспектор бросил косой взгляд на своего слугу. В ответ Кицунэ-дзару сделал пальцами некое движение. Весьма неприличное, как по мне. Я ждал, что инспектор выбранит негодника, но нет, господин Куросава только кивнул.

Похоже, он остался доволен.

— Госпожа Тэнси сказала: «Нашему брату нужна помощь!» Но кто стал бы помогать Большому Брату? Никто, даже калека Тадао и мерзавец Джуро. Тогда госпожа Тэнси спросила: «Есть ли убежище у нашего брата?» Есть, сказали мы. «Отнесите его туда, — велела госпожа Тэнси. — Ибо человек милосердный благотворит душе своей, а жестокосердный разрушает плоть свою». Мы отнесли. Кому охота разрушить плоть свою? Я тоже нёс, господин! И госпожа Тэнси. Ухватила Большого Брата подмышки и тащила. Ей было тяжело, но она тащила, да!

— Куда?

— В пещеру, господин. Большой Брат жил в пещере. Там госпожа Тэнси стала его лечить: развела огонь, укутала, чем было. Дала воды, напоила отваром из моллюсков. Понимаете, господин? Он хотел её ограбить, опозорить, а она о нём заботилась! Она бодисаттва, святая Каннон. Истинный посланец небес!

— Где она сейчас?

— В пещере, господин. С Большим Братом.

Знаете, что я тут сделал? Я нарушил все правила приличия.

— Сэки-сан! Вы позволите?

— Чего вам?

— Нижайше прошу вашего позволения привести сюда эту женщину!

Сэки Осаму глянул на инспектора Куросаву. Инспектор сделал вид, что происходящее его не касается. Поступайте, мол, как знаете, я не желаю вмешиваться. Тогда господин Сэки перевёл взгляд на ссыльных, жавшихся у края причала, и решил, что серьёзной угрозы те не представляют.

— Идите, младший дознаватель. Пусть ваш слуга вас сопровождает.

— Да, Сэки-сан! Я быстро управлюсь!

Неловко сознаваться, но присутствие Мигеру с его клюкой придало мне уверенности.

— Ты! — указал я на Дайкидзина. — Покажешь дорогу.

— Да, господин!

Коротышка пожирал глазами корзинку в руке Мигеру и облизывался. Язык у него был серый, в нездоровых пятнах.

Ссыльные расступились, мы прошли между ними. На обитателей острова Девяти Смертей я не смотрел, будто их тут и вовсе не было. Они меня поняли правильно: уставились в землю, не смея обратиться с какой-нибудь просьбой. Дайкидзин с прытью горного козла взбирался по каменистой тропе, за ним следовал я, а за мной — Мигеру.

«Прикрывая голову, не оголи спину!» — писали мне как-то бандиты, угрозами пытаясь вынудить меня отступиться от расследования. Что ж, я запомнил. Думаете, я про Мигеру? Нет, я про Сэки Осаму. Старший дознаватель прикрыл меня, ничтожного, которому доверили вести дело Тэнси; принял позор на себя. Теперь мой долг закрыть собой господина Сэки. Сэки-сан, вам не придётся унижаться публично, на пристани, в присутствии местного отребья и береговой стражи. Вы не будете приносить извинения негодяю-мельнику.

За вас это сделаю я. В глухой пещере, без лишних глаз и ушей.

Острые зубы камней грозили изорвать мои сандалии в клочья. Выдержит ли обувь обратный путь? А ссыльные тут босиком шастают! Думаю, у них не подошвы, а копыта.

Со скал неслись отчаянные крики птиц. Казалось, птицы раз за разом бьются в низкий потолок неба, не в силах вырваться с острова-клетки. Неужели в этих птиц перерождаются ссыльные после смерти? Им не дозволено покинуть остров даже в следующем рождении? Вот ведь какие глупости в голову лезут! Надо поскорее убираться отсюда.

Как тут вообще можно жить?!

Видимо, последнюю фразу я произнёс вслух. Дайкидзин обернулся на ходу, решив, что я обращаюсь к нему:

— Плохо здесь жить, господин. Хуже некуда!

— Тогда почему ты ещё жив? Почему не покончил с собой?

Жить в позоре и бесчестии?! Страдать от голода и холода? Выпрашивать подачки? Подчиняться людоеду, звать его Большим Братом? И всё это без надежды когда-нибудь вернуться к нормальной жизни? То, что я предложил Дайкидзину, было стократ лучше его нынешнего существования.

— Страшно, господин, — признался ссыльный. — Страшно, но страх — пустяки. Сказать по правде, я уже решился. Если бы не госпожа Тэнси…

— Тэнси?

— Самоубийство — грех, сказала она. Нет в нём чести, нет и спасения. Самоубийц ждут демоны преисподней. Смеются, точат когти. «Хочешь в ад?» — спросила она. Я подумал и решил, что не хочу.

— Ты поверил ей?

— Да, господин. Она так говорит, что веришь.

Зря тревожишься, подумал я о Дайкидзине. Вряд ли в аду хуже, чем на твоём острове.

— Неслыханная дерзость! Немыслимая глупость! Всякий знает: кто предпочёл смерть позору, попадёт в рай будды Амиды! Или получит следующее рождение, лучше нынешнего! Это всем известно!

— Нижайше прошу простить меня, господин. Да, я слишком доверчив.

— Что ещё наболтала тебе эта женщина?

— Убийство — грех, сказала она. Убил ты себя или кого-то другого — всё едино. Но есть такое убийство, которое самоубийство, и оба они вовсе не грех! Представляете? Она такое сказала! Воистину она бодисаттва! Слушаю и верю; не понимаю, но верю! Вы бы тоже поверили, господин… Умоляю, дайте мне немного еды! Я сейчас умру от голода.

— Есть на ходу сможешь?

— Да, господин! Конечно, господин!

— Мигеру, дай ему поесть.

Действительно ли ссыльный так голоден, что возьмёт еду из рук каонай ? Взял, не побрезговал. Один рисовый колобок целиком сунул в рот, другой крепко зажал в руке и припустил по тропинке, оглядываясь на нас через плечо. Боялся, что отберём, что ли? Я едва за ним поспевал. Мигеру, тот вообще в кои-то веки использовал свою клюку по назначению: взбирался с её помощью по здешней крутизне.

— Пришли, господин.

Пещера оказалась просторной. Один вход высотой в полтора человеческих роста и шириной в размах моих рук. Далеко ли она тянулась? Снаружи не разобрать: всё тонуло в глухом сумраке.

Я шагнул вперёд.

— Госпожа Тэнси! — возвестил Дайкидзин. Последовать за мной он не торопился. — Это к вам!