Рафаэль Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres]

– Теперь я предсказываю, – сказала Кларисса, – что все исчезнувшие предметы возвратятся точно через семь дней после их исчезновения.

Семь дней ужаса окончились. Исчезнувшие предметы начали возвращаться.

– Как, – спросил мэр девочку, – ты узнала, что они вернутся через семь дней?

– Потому что Кларенс построил семидневный Исчезатель. Я могу построить девятидневный, тринадцатидневный, двадцатисемидневный и одиннадцатилетний Исчезатель. Я сама собиралась построить тринадцатидневный Исчезатель, но для этого нужно покрасить картонные кружки кровью из сердца маленького мальчика, а Сирил плакал всякий раз, когда я пыталась сделать глубокий разрез.

– Ты действительно знаешь, как построить все эти штуки?

– Конечно. Только я содрогаюсь при мысли, что будет, если этот секрет попадет в руки безответственных людей.

– Я тоже содрогаюсь, Кларисса. А зачем тебе понадобились химикаты?

– Для моих химических опытов.

– А черный бархат?

– На платья моим куклам.

– А фунт леденцов?

– Как вы сумели стать мэром города, если не понимаете таких простых вещей? Для чего, по-вашему, существуют леденцы?

– Последний вопрос, – сказал мэр. – Зачем тебе понадобилось разбивать молотком мои золотые часы?

– О-о, – ответила Кларисса, – для драматического эффекта.

Рассказ «Boomer Flats» завершен в феврале 1971 г. и опубликован в журнале «If» в июле-августе 1971 г. Включен в авторский сборник «Does Anyone Else Have Something Further to Add?» («Кто-нибудь хочет что-то добавить?», 1974).

В «Бумеровых Отмелях», рассказе, впервые напечатанном в журнале «If» в 1971 году, Лафферти расширяет внутреннюю мифологию своей прозы и вместе с тем возвращается к знакомым темам. Эволюция и то, как люди приспосабливаются к спонтанным эволюционным скачкам, – эти вопросы поднимаются и в других его рассказах, таких как «Джинни, окутанная солнцем» или «Во глубине стекла». Лафферти утверждал, что рассказывание историй – прерогатива предков и эти рассказчики принадлежат к «народу с красными костями». Путешествие к Бумеровым Отмелям приводит читателя в странный городок, где краснокостные люди свободно расхаживают по улицам при свете дня.

Тому, кому известно имя Айвен Сандерсон [119], идея ясна с первой же строчки: именитые ученые Арпад Аркабаранян, Вилли Макджилли и доктор Великоф Вонк, считающие Сандерсона своим «духовным отцом», заняты поисками паранормальных феноменов, в частности ДИСЧа (Доисторического Снежного Человека). Или, как замечает Вилли Макджилли, журавля в небе, тогда как кругом одни синицы в руке.

Лингвистические игры такого рода, метафоры, изображаемые буквально, проходят красной нитью через весь рассказ, иногда даже приобретая свойства поэзии. Например, повторяющиеся слова Лангустии Сом о напитках, заказанных именитыми учеными: «Уже готовят. Скоро принесу».

Бумеровы Отмели – теневой городок, эхо города Бумера. «Что-то немного странное и доисторическое чувствовалось в этих собаках, как и во всем остальном», – предупреждает Лафферти читателя, который, впрочем, уже знает, что вступил на зыбкую почву.

Трое именитых ученых тоже знают об этом. Доктор Великоф Вонк «даже осклабился от прилива глубинной народной памяти», когда начал пить то, что принесла ему Лангустия: напиток, от которого «ощутимо несло рекой, возможно даже межледниковой». Напиток «Шноркель зеленой змеи» переносит ученую троицу в странный мифологически-поэтический мир, шаг за шагом приоткрывая его сущность, – так в телешоу пропуски и вставки постепенно открывают и добавляют все более удивительные детали истории. И текст тоже становится все более странным, будто погружается в глубокие воды игры слов. Вон тот оборванец-доминошник на самом деле оказывается медведем. А из человека по имени Комета вечно что-то сыплется. А потом в зал заходят гиганты и становятся по углам, мрачные, в черных шляпах. В этом городе оживают легенды, как будто Бумеровы Отмели – самое сердце вселенной Лафферти.

Трое именитых ученых – словно три волхва. Но они не находят ответа в образе новорожденного младенца Иисуса. Наоборот, их окружает все больше вопросов о мире и его устройстве. Финал возвращает читателя к сердцевине истории, затягивает вглубь, но и продвигает вдаль. Это кульминация Лафферти люминофорного, слипстрим как он есть, пусть даже в то время такого термина еще не существовало.

– По следам нашего духовного отца Айвена Сандерсона мы сегодня можем выйти на целый выводок ДИСЧей прямо в их лежбищах, – вещал громовым голосом именитый ученый Арпад Аркабаранян. – И лежбища могут оказаться не среди горных кряжей, не в экваториальных лесах, не в гиблых болотах, а на банальных красноглиняных отмелях. Я, конечно, жизнь готов отдать за успех нашей экспедиции, но мне все же кажется, что они могли выбрать место обитания и подостойнее.

– Журавль в небе, – сказал именитый ученый Вилли Макджилли.

Нет-нет, Вилли не хотел ставить под сомнение успех экспедиции. Он имел в виду журавлей, которые, курлыча и хлопая крыльями, с шумом взмывали с края отмели. Чтобы не остаться с одной только синицей в руках, надо уметь летать. На самом деле журавлей было много – сотни, – и на фоне отмели их мог разглядеть всякий, у кого острый глаз.

– Илистые журавли, – продолжал Вилли. – Сейчас их уже не так много, как в пору моего детства.

– А я не верю и, боюсь, не хочу верить в ДИСЧей, – проговорил именитый ученый доктор Великоф Вонк, задумчиво почесывая свой почти не существующий подбородок. – И все же было бы неплохо, чтобы наконец нашлось это недостающее звено, и все те, кто думал иначе, были посрамлены.

– За звеньями мы не видим самой цепи, – сказал Вилли Макджилли. – Я вообще не считаю, что какое-то звено пропущено. Звеньев и так много для такой короткой цепи. В том-то и проблема.

– Чтобы найти его, я проделал путь в миллион миль, – вздохнул Арпад. – Я исследовал все бренные останки мира. Меня неотвязно преследует страх, что я пропущу или – по немыслимому стечению обстоятельств – не узнаю его, когда найду. Но это же просто насмешка, если мы найдем его в уголке вроде этого – не диком и недоступном, а просто заброшенном и забытом!

– А у меня другая фобия, – признался Великоф. – Я боюсь, что, когда мы найдем то, что ищем, я с содроганьем проснусь и обнаружу, что смотрю в зеркало. Должно быть, это символ, вот только символ чего? А ты как их представляешь, Вилли?

– Да как людей, которые мне всегда нравились, и что я к ним возвращаюсь. Таких раньше было много на окраине моего родного города, – ответил Вилли Макджилли. – Если подумать, раньше их было много на окраине любого города. А теперь их встретишь скорее в центре. Слабаки, вырождающаяся порода.