Владимир Сорокин - Доктор Гарин

— Погодите! Мы совсем забыли с вами про Анания с каменными часами.

— Ах да, он же просил помочь.

— Не он просил, Маша, а я обещал ему помочь!

— Да, конечно.

— Нехорошо, — покачал бородой Гарин и поманил официанта. — Любезный, получите с нас!

Ночлежный дом братьев Бугульмасовых, что на Змеиногорском тракте, днём был, по обыкновению, пуст: обитатели длинного кирпичного, недавно покрашенного здания добывали свою трудовую копейку в городе, чтобы вечером, заплатив три медных ахча, обрести желанное место на продавленной койке. Днём в ночлежке находились лишь больные и похмельные. Трое из них на крыльце играли в домино со сторожем — серебристо-розовым роботом Никитой. Опознав сторожа по форменной фуражке, Гарин задал ему вопрос:

— Уважаемый, здесь ли обитают инвалид Ананий и подруга его Салтанат?

Робот, сжимая в руках костяшки домино, поднял на Гарина чёрно-жёлтые глаза:

— Ананий Тодош и Салтанат Галиева последний раз ночевали в охраняемом мною ночлежном доме № 3 двенадцатого мая.

— Два дня назад, — уточнила Маша.

— Где они сейчас могут находиться? — спросил Гарин.

— Информации не поступало, — ответил робот.

— Эт тот, что на коляске? — угрюмо спросил один из игроков.

— Именно! — Гарин тюкнул тростью по балясине крыльца.

— Разбогател да и съехал.

— Как «разбогател»? — спросила Маша.

— Уж не знаю как, барышня! — усмехнулся игрок. — Можт, украл что, можт, зарезал кого.

Игроки усмехнулись.

— Продал часы, — догадался Гарин. — Что ж, его решение, имеет право. Нашей помощи больше не требуется, Маша.

— Вы правы. — Маша взяла его под руку. — Мы чисты перед горными часовщиками. Гарин, а книжку эту я куплю! Вернёмся?

— Конечно. Извозчик! — Гарин махнул ожидающей их пролётке.

Они вернулись на бульвар и снова оказались у букиниста. На этот раз его осаждали сразу две семьи, причём «добрые и хорошие» книги требовали уже взрослые, обычно не очень трезвые, видимо решившие прикупить чтиво после совместного воскресного обеда. Довольный наплывом покупателей старик бурно рекламировал товар. Маша показала ему книжку Маклафлина и большой палец. Он ответно показал ей пятерню. Гарин отсчитал пять ахча, отдал букинисту, и они двинулись по бульвару в сторону гостиницы.

— Так и не дослушали про беловоронью книгу. — Платон Ильич шагал, равномерно выбрасывая трость вперёд.

— Можем вечерком зайти. — Маша крепко держалась за его руку. — Какие у нас планы на вечер, Гарин?

— Неопределённые.

— Ad libitum?

— Genau!

За время их отсутствия на бульваре ещё прибавилось народа. И погода стала ещё лучше: тепло, солнечно, безоблачно. Вдруг на тумбе с афишами Маша заметила старых знакомых.

— Гарин! Вы только посмотрите!

Подошли поближе. На тумбе сияла, переливаясь радужными цветами, новая афиша: ЦИРК ТРЁХ МИРОВЫХ ПОЛИТИКОВ! СМЕРТЕЛЬНЫЕ НОМЕРА! НЕВЕРОЯТНЫЕ ФОКУСЫ! ПОТРЯСАЮЩИЙ СЕКС! ВЕЛИКИЕ ПРОРОЧЕСТВА И РАЗДАЧА РОЗОВЫХ БЕГЕМОТОВ! На фоне циркового зала стояли, обнявшись, в разноцветных костюмах Дональд, Сильвио и Владимир.

— Вот, Маша, а мы с вами боялись, что у них со скуки обострится синдроматика! — усмехнулся Гарин. — Сходим вечерком?

— С удовольствием! — Маша сжала кисть Гарина. — С вами — хоть на Марс! Выпьем ещё шампанского? Оно здесь не хуже виноградного.

— Извольте!

И они снова дошли до площади и встали за знакомый мраморный столик с шипящими бокалами в руках.

— Не угодно ли господам во всей полноте осознать, постичь и почувствовать стихию классической музыки? — обратился к ним пухлый маленький человечек в запылённом и поношенном фраке с большой, местами поседевшей головой и круглым румяным лицом пятилетнего бутуза.

— А если мы её уже чувствуем? — с улыбкой ответила Маша.

— О, как вы заблуждаетесь! — Человечек всплеснул ручками и резко тряхнул своей большой головой. — 99,9 % человечества так же уверены в этом. Но по-настоящему понимает и чувствует классику только одна десятая процента!

— Каким же образом вы предлагаете нам осознать классику? — спросил Гарин, закуривая.

— Для начала — послушайте меня! Господь отверз мне уши, вправил руки и прояснил мозг! — Человечек скрестил руки на груди и поднял вверх своё круглое детское лицо. — Только для того, чтобы я вразумил и наставил человечество на путь мировой классики!

— На чём же вы играете? — пробормотал Гарин, заскучавший с первых фраз этого персонажа.

— Just a moment! Аделаида!! — позвал человечек пронзительным голоском.

В переулке напротив площади появилась высокая фигура.

— А вот и первый большой… — усмехнулся Гарин.

Трёхметровая женщина легко вытянула из переулка на верёвке чёрный концертный рояль и двинулась на площадь, таща его за собой, как бурлак лодку. Играющие у фонтана дети закричали и встали у неё на пути. Она остановилась.

— Поторапливайся! — прикрикнул на неё человечек.

Великанша сделала детям просительный жест громадной рукой, те расступились, весело галдя. Женщина подвезла рояль, подняла крышку, выдвинула снизу сиденье. Она была большой, плохо одетой, в больших очках, с покорным азиатским лицом. Человечек подскочил к роялю, развернулся к Гарину и Маше и кивнул большой головой так резко, что Маша испугалась за эту увесистую голову — не отлетит ли?

— Хаврило Андриянис! — громко представился человечек, подпрыгнул, уселся за рояль и тут же яростно заиграл «Дикую охоту» Листа.

Маленькие ручки его мелькали на клавишах, рояль гремел. Праздная публика, впрочем, не спешила к роялю, что свидетельствовало о том, что Андриянис, по-видимому, играл на площади Восстания не впервые. Подошли двое детей с мороженым, и припрыгал на пружинках один пьяноватый бобрик.

Маша с Гариным переглянулись.

— Вполне! — одобрительно произнесла Маша, чокаясь с Гариным.

Андриянис завершил этюд со стоном, на финальном аккорде вскинув ручки вверх, спрыгнул со стула и стал быстро-быстро кланяться.

— Prima! — выкрикнул бобрик, захлопал в ладоши и забормотал что-то на непонятном языке.

Гарин и Маша поставили бокалы и похлопали пианисту. А он всё кланялся и кланялся, мотая большой головой, как перезревшей репой. Бобрик подскочил к Гарину, снял деревянную кепку и протянул, бормоча:

— Give me please one akhcha, one akhcha!

Но подкатившийся круглый оттолкнул бобрика, протянул засаленную ушанку с кокардой алтайских ВДВ и запел басом:

— Дайте мне немного ветхих де-е-е-енег!

Маша сделала отрицательный жест рукой, и нищие нехотя отошли.

Пианист тем временем прекратил поклоны, подскочил ближе и спросил, заглядывая в глаза своим слушателям:

— Как вам моя игра?

— Хорошо, — ответил Гарин.

— Хорошо?! — возопил Андриянис обиженным фальцетом. — Не хорошо, а ге-ни-аль-но!! Я великий eraser пошло-коммерческой школы классического исполнительства двух последних веков! Я стираю всю пошлятину-рутину и возрождаю великих романтиков заново, в их первозданности!