Владимир Сорокин - Доктор Гарин

Гарин с Машей переглянулись.

— Бордель? — Маша вопросительно подняла брови, закусив губу.

Возникла короткая пауза.

— Лучше не сегодня, — решил Гарин.

— Тогда куда?

— Даже не знаю…

— В Аквамир хотите? Замечательный! Там всё есть для счастья.

— Но ведь Эммануэль покусал жену владельца, — скривила губы Маша.

— Вот и оставим там немного денег в качестве компенсации! — рассмеялся Ван.

Аквамир находился в пригороде Барнаула. Белое, подробно подсвеченное здание было выстроено с размахом и напоминало осьминога — от круглого стеклянного купола, накрывающего бассейн, расходились извилистые рукава. Ван сперва щедро потратился на разноцветные купальные костюмы, они переоделись и отправились на водные аттракционы. Маша и Ван пустились во все тяжкие, съезжали с извилистых бурлящих горок, качались на огромных волнах, крутились в водоворотах, ныряли и барахтались. Гарин выбрал для себя более спокойное времяпрепровождение — возлежать на столбе изливающейся снизу воды. Он довольно быстро поймал равновесие и, поддерживаемый водяной толщей, закинув одну титановую ногу на другую, скрестив руки на животе, с неизменным пенсне на солидном носу и мокрой бородой с удовольствием вошёл в образ водного столпника. В этот час редкие головы мелькали на поверхности бассейна, и Гарин вознёсся над ними на столбе воды, словно Посейдон. Вдруг что-то жёлтое мелькнуло в водяном потоке, Гарин протянул руку и вытащил из воды размокшую страницу книги. Стряхнув капли с пенсне, он расправил бумагу:

25.09.1976

В октябре 1917-го в России победила партия небытия. Ленин провозгласил идею коммунизма, а коммунизм — это и есть небытие во всех смыслах: в физическом, нравственном и в социальном, ибо он противоречит природе человека. Небытием пропитана главная книга Ленина — «Материализм и эмпириокритицизм», хотя формально, как нас учили в советских вузах, в ней отстаиваются принципы материализма. Сам по себе в экзистенциальном плане этот феноменальный человек представлял собой свистящую воронку небытия. Почувствовав всю разрушительную силу этой воронки, немцы запечатали её в стальном вагоне и отослали в Россию как оружие колоссальной разрушительной силы. Оказавшись там, Ленин стал заражать небытием русских. Вера в коммунизм, то есть в небытие, овладела массами. Но человеческое начало Ленина не выдержало стихии небытия, к концу своей жизни он превратился в мычащего идиота. Сталин, наследник Ленина, воспользовался заражённым небытиём населением огромной страны в своих личных диктаторских целях: границу закрыли, пригрозив смертной казнью любому, кто захочет покинуть СССР. Всё сталинское Политбюро было пропитано небытием. Сталин, Молотов, Маленков, Калинин, Жданов были не воронками небытия, как Ленин, а сосудами с небытийной жидкостью, запечатанными ленинской печатью с красным пентаклем. Воронку-Ленина положили на Красной площади, чтобы тысячи советских людей шли к нему напитаться энергией небытия. Туда толпами водили и водят детей, чтобы залить в их души небытийную субстанцию. Это продолжается уже пятьдесят пять лет. Воронка небытия хранится в Мавзолее. Ей поклоняются как божеству, о ней слагают поэмы, пишут романы, снимают фильмы. Воронку небытия изучают в университетах. Видя в телевизоре лица членов Политбюро, нельзя не заметить, сколь разрушительна природа небытийной стихии. Они все — живые трупы.

26.09.1979

Почему советские актёры в отличие от западных так сильно переигрывают? Они пучат глаза, напрягают мышцы лица, изрекают свои монологи так, словно это последние слова в их жизни. Эти кривляния у нас называются хорошей игрой, «перевоплощением». Западные не кривляются, не «перевоплощаются», а просто естественно ведут себя в заданных ролью обстоятельствах. Это и есть мастерство актёра. Почему такая разница? Вспоминаю наш уральский лагерь, где по воскресеньям выступал лагерный театр. В первом ряду восседало начальство. Лагерный театрик был блатным местом для зэков, на время постановки актёров освобождали от общих работ. И они страшно старались играть, просто из кожи вон лезли, только бы остаться в труппе и не ходить на лесоповал. Каждой фразой они доказывали лагерному начальству: я актёр, я актриса! Это выглядело жалко и комично. Если учесть, что СССР — огромный лагерь за железным занавесом, советские актёры — это лагерные актёры, вынужденные играть по заказу лагерного начальства. Они и доказывают лагерному начальству свой профессионализм вполне лагерным способом лицедейской мимики, чтобы не выгнали, не послали на лесоповал. Я уж не говорю о тех пьесах, в которых им приходится «перевоплощаться».

27.09.1979

Был вчера на концерте, слушал Бетховена в исполнении Святослава Рихтера. Удивительно, суровая, героикодидактическая музыка его никак не ассоциируется с образом Вены. А считается, что он венский композитор. Для меня Людвиг ван — однозначно композитор германский, угрюмый пруссак со своей суровой этикой, героическими мечтами и мучительной, страдальческой эстетикой. По отношению к своим темам он настоящий садист: пока не изнасилует тему во всех возможных позициях, не отпустит. Изнасилованная, она с финальным стоном валится к ногам слушателей под аплодисменты. Рихтер со своей высокой посадкой, толстой шеей, лысым черепом, мощными руками и тевтонским подбородком — идеальный исполнитель Людвига вана. Профессиональный палач и изощрённый насильник. Лучше него никто не играет Бетховена.

1.10.1979

Антон давно ещё рассказывал, что его дядя в начале 50-х пару лет прослужил в охране Сталина на кунцевской даче. У Сталина в конце жизни была настоящая паранойя. Вокруг дачи возвели второй забор, и между двумя заборами день и ночь бегали овчарки. По дому Сталин перемещался только в сопровождении двух охранников — один шёл впереди, другой сзади. Когда Сталин садился срать, в сортире всегда стоял охранник. И самое интересное: в сортире у вождя стоял американский унитаз! В нём всегда вода. Дядя, служивший в конце войны в Германии, рассказывал, что таких унитазов в Германии не было. То есть в американских унитазах дерьмо сразу падает в воду. Чтобы не воняло. Мудро! Возможно, американцы подарили такой унитаз генералиссимусу как союзнику по борьбе с вонючим фашизмом.

2.10.1979

Рита принесла нового Бродского, отпечатанного на папиросной бумаге. Умно, изощрённо, но начисто лишено свободной созерцательности — того воздуха, что наполняет поэзию. «Уронил подсолнух башку на стебель… и большак развезло, хоть бери весло» — это не созерцательность, а ироничная, цепкая наблюдательность дьявольски умного эгоцентрика. Мне душно в его стихах, они пахнут пенопластом. Это пища для ума, но не для