Б Истон - Молиться за Рэйн

— Черт возьми, — шепчу я, притягивая ее безжизненное тело в свои объятия.

Я кладу ее руки себе на плечи и сильнее прижимаю к груди.

— Мне очень жаль, — слова звучат как беззвучные рыдания.

Я крепче сжимаю ее тело и зарываюсь лицом в ее шею. Ее пальцы едва касаются ковра, когда я раскачиваю ее взад и вперед. Раньше ей это нравилось. Это ее успокаивало.

— Мне так чертовски жаль.

Я обнимаю ее за ребра, прижимаясь к ней так же, как прижимал к груди ту проклятую подушку.

«Тебя любят», — гласила она.

Я откашливаюсь горьким печальным смехом, чувствуя вкус собственных слез на ее холодной, липкой коже.

Меня любили. И вот тому чертово доказательство.

Рэйн пережила убийство-самоубийство своих родителей, потерю друзей и бойфренда, распад целого гребаного города, но именно мое пренебрежение окончательно сломило ее.

Совсем как Лили.

Впервые в жизни я думаю о самоубийстве. Я мог бы просто лечь рядом с Рэйн, обнять ее и, используя дробовик мистера Уильямса, добавить еще один труп в этот гребаный дом смерти.

Но я не могу, и это мое чертово проклятие. Я — выживальщик.

И когда я на своей щеке ощущаю слабый и мимолетный пульс Рэйн, то знаю, что все это время я был прав насчет нее.

Она — тоже выживальщик.

— Смотри, — Уэс хватает меня за руку, указывая на цифровой рекламный баннер «Бургер Паласа», когда мы пересекаем шоссе. — Он все еще горит. Какого хрена?

Я фыркаю и закатываю глаза.

— Наверное, у них есть запасной генератор. Не дай Бог, чтобы мы хотя бы один день не могли величать этого дурацкого Короля Бургеров на его дурацкой чертовой лошади.

Когда мы подходим ближе, я краем глаза смотрю на этого жлоба, и кажется, будто он смотрит на меня в ответ.

Анимированные глаза впиваются в мои, когда глубокий голос грохочет из громкоговорителя:

— Что вы сказали, юная леди?

Я смотрю на Уэса, который в ответ лишь пожимает плечами, а затем перевожу взгляд обратно на цифровой баннер.

— Я с вами разговариваю! — Земля дрожит под моими ногами, когда Король Бургеров указывает на меня своим посохом с картошкой фри. Он становится трехмерным и в тысячу раз больше, когда вытягивается из экрана и останавливается в нескольких дюймах от моего лица.

— Мне… мне очень жаль, — отвечаю я, выглядывая из-за картофеля фри на разъяренного короля.

— Я не потерплю сквернословия в своем королевстве!

Я открываю рот, чтобы еще раз извиниться, но как только это делаю, Король Бургеров пихает свой посох прямо мне в горло.

— Избавь свой рот от этих грязных слов, — рявкает он, пока я давлюсь, кашляю и хватаю ртом воздух.

И только тогда, когда меня начинает тошнить прямо на тротуар, он, наконец, останавливается.

— Вот и все, — теперь его голос звучит добрее. Мягче. — Пускай все выйдет.

Меня снова тошнит, но на этот раз, когда я открываю глаза, то замечаю, что нависаю над унитазом в какой-то темной комнате. Кто-то гладит меня по спине и говорит что-то вроде: «Мне очень жаль» и «Вот это моя девочка».

Голос напоминает мне Уэса, но прежде чем я успеваю обернуться, чтобы взглянуть на него, он засовывает два пальца мне в рот, и меня снова тошнит.

Я пытаюсь отбиться, но мои руки ничего не ударяют. Уэс испаряется, словно дым, оставляя меня одну, стоящую на коленях. Я больше не обнимаю унитаз. Я в лесу, стою на коленях на мокрой земле, покрытой сосновыми иголками, и смотрю вниз, в открытый люк затопленного бомбоубежища. Когда происходит очередной рвотный позыв, я засовываю пальцы в рот и начинаю вытаскивать длинный кусок какой-то ткани из глубины своего желудка. Ткань продолжает тянуться, ярд за ярдом. Как только я наконец-то вытаскиваю ее целиком, то расстилаю на земле, чтобы посмотреть, что это такое.

Но я уже знаю ответ.

Черно-красное знамя, в центре которого изображен силуэт всадника.

А на самом верху — дата.

Сегодняшняя.

Я оглядываюсь по сторонам, прислушиваясь к стуку копыт, и высматриваю Уэса. Я нигде не могу его найти, но, когда снова смотрю на свое отражение, то вместо него вижу Уэса.

«Разве я так выгляжу?» — удивляюсь я, протягивая руку, чтобы коснуться своей щетинистой челюсти, но мое отражение не копирует меня.

Вместо этого оно бьет кулаком по поверхности мутной воды, глаза широко раскрыты и полны паники.

— Уэс!

Я опускаю руку в воду, чтобы коснуться его лица, но поверхность оказывается гладкая и твердая, как стекло. Я колочу по ней обеими руками, но мне не удается ее разбить.

В глазах Уэса застывает мольба. Большие пузыри выходят из его рта и лопаются о преграду, стоящую между нами, когда он пытается мне что-то сказать.

— Уэс! Держись!

Я обматываю знамя вокруг своего кулака и бью изо всех сил, но мои удары оказываются подобно ударам подушки об бетонную стену.

Когда я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, то понимаю, что Уэс больше не борется. Его лицо выглядит спокойным, а глаза полны раскаяния и смирения.

— Нет! — кричу я, снова колотя по поверхности. — Нет, Уэс! Борись!

Он прижимает руку к стеклу и начинает отворачиваться от меня. Его взгляд падает на что-то позади моего плеча, прежде чем исчезнуть в темноте.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, на что он смотрел. Я ощущаю на своей шее горячее дыхание адского скакуна. Я склоняю голову, готовая принять свою судьбу, и чувствую, как ветер от раскачивающейся булавы треплет мои волосы. Я крепко зажмуриваюсь и готовлюсь к удару, но оружие с шипами не вонзается в мой череп.

Оно разбивает стекло под моими руками.

Не раздумывая, я ныряю в холодную, мутную воду, и пытаюсь найти Уэса. Но его нигде нет. Я ныряю еще глубже, но не могу достичь дна. Я начинаю плавать из стороны в сторону, но нигде не нахожу стены. Я не поднимаюсь на поверхность, пока мои легкие не начинают гореть. Отчаянно толкаясь ногами, я стискиваю зубы и зажимаю свой нос, стараясь не заглотнуть воду, но как раз в тот момент, когда собираюсь оказаться на поверхности, я ударяюсь об нее головой.

Нет!

Подняв голову, я колочу по стеклу, набирая полные легкие воды, пока всадник с булавой наблюдает за тем, как я тону. С этого ракурса я вижу, что под этим капюшоном у него все-таки есть лицо.

Красивое, с нежными зелеными глазами и пухлыми, ухмыляющимися губами.

Я резко выпрямляюсь, сжимая свою грудь и хватая ртом воздух. От каждого вдоха у меня саднит горло. Когда открываю глаза, то обнаруживаю, что смотрю на унитаз. На свой унитаз. Я поворачиваю голову и замечаю на полу у двери подушку, которая по краям пропускает немного дневного света. На раковине стоят несколько зажжённых свечей, которые обеспечивают остальное освещение. Эти свечи тоже мои.