Кристина Далчер - Мастер-класс

Лисса засмеялась.

— Ничего, говори. Меня твой язык ничуточки не смущает.

— И согласно решению Верховного суда, было объявлено, что трех поколений «имбецилов» вполне достаточно, — продолжила Руби Джо. — Это сам мистер Оливер Венделл Холмс [37] Оливер Венделл Холмс (1809–1894) — американский писатель и врач; его сын, Оливер Венделл (1841–1935) — юрист, член Верховного суда США, заместитель министра юстиции в 1902–1932 гг. сказал. Холмс, не Гитлер! Можете вы в такое поверить? — Она умолкла и довольно долго пила воду. Потом возобновила свой рассказ: — В общем, бабуля моя прыгнула в автобус и поехала куда глаза глядят. Вы бы и «ой!» сказать не успели. Понимаете, у них был целый список нежелательных , основанный на результатах тестирования и на чем-то там еще. А бабушка была далеко не дура. И отнюдь не «имбецилка», как они выражались. Просто у нее бывали иногда приступы дурного настроения, понимаете? Ну, примерно такие, которые сейчас запросто таблетками лечат. Попринимайте седативные, говорит вам доктор, и все. А тогда никаких таких таблеток не было. Зато учреждений всяких было полно. Сотни.

И я вдруг вспомнила, как моя мать рассказывала о школе в Массачусетсе, а Малколм пренебрежительно остановил ее раздраженным «пока никто не жаловался».

— И представителей этих учреждений много в наш город приезжало, — продолжала Руби Джо. — Со своими тестами, блокнотами и высокомерно-презрительными манерами. Ну, сперва-то они, как говорила моя бабушка, были не слишком высокомерными. Это в основном были женщины, и они без конца улыбались, сияли прямо как солнышко и даже леденцы детям раздавали после прохождения теста. Правда, в той государственной школе, куда они ее отправили, никаких леденцов уже не было. И никаких улыбок тоже.

Вскоре мы выяснили, что бабушка Руби Джо по матери, точнее ее прабабушка, провела в той государственной школе два года и все потому, что несколько неучей, приходивших в восторг от проводимых ими тестов, решили, что без нее мир стал бы лучше. Вообще все, о чем целых полчаса рассказывала нам Руби Джо, звучало как убогая научная фантастика, но, увы, фантастикой это не было.

— Но ей же удалось выбраться оттуда? Для нее все кончилось благополучно? — спросила я.

— Ну, я же перед вами, разве это не доказательство? Руби Джо Прюитт, дочь Лестера Прюитта, первенца Бетти Энн Прюитт. Только меня вполне могло бы и не быть. Так что да, бабуля вовремя оттуда смылась.

Мелисса и я вопросительно на нее посмотрели, и Руби Джо, презрительно прищурившись, словно мы сами должны были обо всем догадаться, сказала:

— Да, все получилось супер-пупер, только вот что меня поражает: как это вы ухитрились совсем ничего не знать, какова жизнь там, откуда я родом? А теперь извините, но мне просто необходимо чуточку выпить. Я щас. — И она выскользнула из гостиной, оставив нас наедине с мертвым телевизором. В тишине слышалось только, как какой-то жук скребется в дальнем углу в поисках более темного и надежного убежища.

Этот жук заставил меня вспомнить о Дарвине, который писал обо всех этих мелких живых существах, что выползали из ила и грязи и постепенно менялись, приспосабливаясь к окружающему миру. В основном, правда, я думала о том, действительно ли нетерпимость к чужому, иному, у нас врожденная, или же ненависти к чужакам нужно учить. Я думала о Малколме, о его поистине беспредельном высокомерии. Я думала о том, какой я сама была в детстве и юности.

И я спросила у Лиссы:

— Неужели мы действительно такие? Мы, люди? Потому что если это так, то я бы, наверное, хотела быть кем-то иным. — Кем угодно, думала я, только не блестяще образованным и отвечающим всем нынешним стандартам человеческим существом. Да, кем угодно.

Мелисса на мой вопрос ответила далеко не сразу. Для начала она, раскрыв свой блокнот, самый обыкновенный старомодный блокнот с железной пружиной в корешке, принялась что-то писать. И лишь после этого, слегка наклонившись ко мне и упершись локтями в колени, сказала:

— Знаешь, что я думаю? Я бы все-таки выбрала участь человека.

— А я вот не уверена, что хотела бы этого!

Лисса подняла руку, призывая меня помолчать. Жест был не грубый, не подавляющий, и я умолкла. А она спросила:

— Видишь вон того жука? В углу?

— Конечно. Это чешуйница.

— Верно. Существо, приспособившееся вести себя так, как это необходимо, чтобы выжить. — Мелисса встала и подошла к жуку, который то раскрывал, то закрывал свои жесткие крылышки, из-под которых выглядывали другие, более тонкие, похожие на рыбий хвост, и все пытался вскарабкаться на стену, что ему никак не удавалось. — Видишь, как он убегает от моей туфли? Точно так же он будет убегать и от других хищников. Сороконожек, пауков и им подобных. А вот от своих сородичей он убегать не будет. — Лисса как-то криво, даже чуть коварно улыбнулась уголком рта. — Ну, разве что ему придется спасаться бегством от самки после совершения брачного ритуала, но это совсем другая разновидность бегства.

Мы смотрели на этого жука как завороженные. Лисса уже вернулась и села рядом со мной на комковатый диван, но мы все продолжали наблюдать за тем, как жук, поблескивающее в полутьме пятнышко, то ползет вверх, то снова скатывается вниз — ведет привычную для него жизнь, связанную с добычей пропитания, обеспечением безопасности и поисками полового партнера. Я понимала, что, если встану и подойду ближе, жук наверняка испугается, а мне не хотелось ни пугать его, ни как-то ему вредить. А если бы я все-таки подошла, жук попросту убежал бы, спасая свою жизнь, куда-нибудь подальше и стал бы искать других жуков, таких же, как он сам.

Я никогда не была жуком, но некогда была ребенком. И догадывалась, что и у жуков, и у детей существуют свои собственные принципы политики. У него глаза голубые, а у нее — карие. Ступай к тому, кто больше похож на тебя. Она толстая, он худой. Посмотрись в зеркало и иди к тому, кто такой же, как ты. Он ирландец, она англичанка. Идентифицируй себя с теми, кого лучше знаешь. Тысячелетиями люди объединялись по этому принципу: римляне и греки, мусульмане и христиане, арии и семиты, брамины и далиты [38] Далиты — самая низшая категория неприкасаемых в Индии. .

Но я так и не получила ответа на свой вопрос. Неужели мы такими родились? Или нас этому научили? Тот и другой ответ ужасен по-своему.

— А хочешь с моей теорией познакомиться? — спросила Мелисса заговорщицким тоном, словно мы пара шпионов времен холодной войны, продающие друг другу государственные секреты и получающие за это соответствующую плату где-нибудь в задней комнатке восточноберлинского бара.

— Конечно.

— По-моему, в каждом из нас есть что-то от животного. Некий прочный инстинкт, требующий, чтобы мы остерегались всего слишком странного или отличного от нас самих. Это, собственно, часть того механизма, который обеспечивает живым существам возможность выжить. Но. — Она подняла палец, прежде чем я успела с ней согласиться или не согласиться. — Я знаю, что мы способны выключить в себе ксенофобию, если захотим. Это одно из важнейших свойств человека. Один из важнейших аспектов человечности . Я ответила на твой вопрос?