Кассандра Монтег - После потопа [litres]

– Доплывем до Сломанного Дерева, незаметно прошмыгнем в порт, поторгуем – и сразу обратно в море, – распорядился Абран. – Никому не рассказывать, что плывем в Долину. Тогда погони можно не бояться. На пути в Долину нас уже никто не настигнет.

Уэйн пренебрежительно махнул рукой и бросил рюкзак на палубу.

– Даже не надейся, что так легко отделаемся, – возразил он.

Я опустилась на палубу рядом с Перл и взяла ее за палец. Он стал ярко-красным. Из ранки все еще сочился гной. Я потрогала лоб дочки. Да у нее жар!

Я присела на пятки и зажмурилась. Опасность со стороны «Черной лилии» вдруг показалась пустяком. Казалось, остальные обсуждали что-то абстрактное, вроде ходов в шахматной игре. Мы тут спорим, играем мускулами друг перед другом, роем землю копытами, будто лошади на бегах, – и все из-за каких-то глупостей!

Страх застыл в глазах Перл, будто водяная лилия на поверхности пруда. Мы обе понимали: палец придется ампутировать.

Я бы с радостью отрубила себе всю руку, если бы это спасло Перл. Но жар все усиливался. Надо действовать быстро, иначе инфекция распространится, и потеря пальца будет казаться безобидным пустяком.

Я наточила нож с помощью точильного камня в кают-компании. Тусклый свет проникал внутрь сквозь грязное окно. Дэниел зажег фонарь над нашими головами, чтобы было лучше видно. Перл сидела в углу на табурете. В темноте ее волосы отсвечивали не просто рыжим, а красным.

Родители обучили Абрана только основным азам хирургии, но он сказал, что для ампутации пальца этих знаний хватит. Как бы там ни было, он уж точно справится лучше остальных. Как только решили, что оперировать будет он, я заставила его подробно рассказать мне обо всех этапах процедуры. Чистый срез возле костяшки. Потом – жгут и наложение повязки, чтобы остановить кровотечение. Новая ткань, называемая «дикое мясо», сама собой образует на месте раны корку, которая будет служить барьером инфекций.

Войдя в кают-компанию, Абран даже не взглянул на меня. Принялся деловито раскладывать куски чистой ткани. Поставил на стол бутылку алкоголя, чтобы продезинфицировать и клинок, и рану.

Я шагнула вперед и протянула Абрану нож. От него пахло перегаром. Я глянула на бутылку. Ее явно открывали. Абран посмотрел мне в глаза и попятился, чуть качаясь.

Напился! Опять! Ну почему он пьян именно сейчас, когда больше всего нужен мне трезвым? Внутри бешеным водоворотом закручивалась ярость. Я уперлась рукой в стол. Терять самообладание нельзя. Абран опустил взгляд и пробормотал что-то неразборчивое. Тут я выставила вперед руку и ткнула его пальцем в грудь.

– Уходи, – прошипела я.

– Сказал, что все сделаю, – значит сделаю, – заспорил Абран.

– Вон отсюда! Еще не хватало, чтобы ты ее покалечил больше, чем надо, – приказала я.

Абран залился краской и выскользнул из кают-компании. Мы с Дэниелом помогли Перл взобраться на стол и уложили ее. Дочка горячая, будто раскаленный уголек. Я вытерла пот с ее лба, убрала волосы с лица. Дэниел положил на язык Перл таблетку кодеина. На борту осталось всего несколько штук, но Марджан настояла, что Перл они необходимы: пусть примет и во время операции, и после. Дэниел поднес к губам Перл бутылку алкоголя. Морщась и отплевываясь, она отпила несколько глотков. Алкоголь стекал у нее с подбородка.

– Долго будет больно? – спросила Перл.

– Некоторое время поболит, – ответила я, вытирая ей лицо.

– Палец точно нельзя оставить? – задала новый вопрос Перл.

– Милая, дальше будет только хуже. Операция тебя спасет.

Глаза Перл заметались по кают-компании, будто она отчаянно искала выход. Потом она крепко зажмурилась. Дэниел взял ее за здоровую руку и шепнул что-то ей на ухо.

Я чувствовала себя воздушным змеем. Будто кто-то размотал катушку, и я улетела высоко в небо и теперь покачиваюсь там, беспомощная, не в силах управлять своим полетом. Ничего сделать не могу, на землю вернуться не в состоянии – остается только колыхаться на ветру.

Где-то далеко внизу я сделала тот самый чистый срез. Перл закричала, Дэниел торопливо бинтовал ей руку. Перл с рыданиями бросилась в мои объятия. Я прижала ее к себе. Нас обеих трясло. Наступила ночь. Мы ничего не видели, только слышали голоса друг друга. Горячая кожа, ее ресницы на моей щеке, мои губы в ее волосах, переплетение рук и одна-единственная тень в сгущавшейся темноте.

Убедившись, что рука Перл забинтована как следует, мы уложили ее спать на койку в общей каюте. Я пошла в камбуз. Надо помочь Марджан разделать карпа, которого я сегодня поймала.

– Я и сама справлюсь, – тихо сказала Марджан.

– Подай ведро, – велела я.

Сейчас лучше ни о чем не задумываться. Но чем больше я старалась выкинуть из головы мысли о Перл, тем упорнее перед глазами вставало ее лицо. Я подвела дочь. Подвела. Я так сильно закусила губу, что ощутила во рту вкус крови.

Марджан протянула мне ведро. Я бросила туда пригоршню кишок. Вонзила лезвие ножа между чешуей и мясом, вырезая филе. Разложила филе на столешнице и только тогда заметила, что Марджан не сводит с меня глаз.

– Ты знала, что на острове будут пираты? – спросила она.

Я не ответила. Марджан прибавила:

– Твоя знакомая, от которой ты узнала про антибиотики… Про Долину тебе тоже она рассказала?

– Да. Она туда недавно плавала. По пути оставила тайники с ценными запасами.

Клинок ударился о дерево, отделяя голову от туловища рыбы. Я отбросила рыбью голову в сторону, обмакнула нож в ведро с водой и поводила лезвием по краю, чтобы очистить нож.

– Отвечаю на твой вопрос: нет, конечно. Откуда мне было знать, что мы на пиратов напоремся?

– Я ни на что не намекаю…

– Учти, просить прощения не собираюсь, – резко бросила я. – Будь антибиотики на месте, Перл не пришлось бы ампутировать палец. В Долине они бы нам всем пригодились.

Марджан отложила нож и вытерла руки передником.

– Просто хотела спросить: если бы ты знала, что пираты на острове, все равно бы туда поплыла?

Марджан интересует, насколько я готова идти на риск. Я повернулась к ней. В глазах стояли непролитые слезы.

– Да. Все равно.

Прошла неделя. Рана на руке Перл зажила хорошо, насколько это возможно при наших обстоятельствах. Каждым утром и вечером я промывала ее медовым мылом, сваренным Марджан, и меняла повязки. Осторожно обматывала руку бинтом и завязывала узелок. Все это время не сводила глаз с лица дочки. Пыталась понять, смирилась ли она уже с потерей пальца.

Однажды, перевязав ей руку, пошла в кают-компанию за крючками и наживкой для рыбалки. Дэниел сидел, склонившись над бумагами и навигационными инструментами, и что-то писал.

– Привет, – поздоровалась я.

Дэниел вздрогнул, перевернул листок, на котором писал, и сунул под карту.