Виталий Забирко - День пришельца (сборник)

Смотрел на Барбоса один я. Смотрел и иронично улыбался. И тогда Барбос выпятил грудь и показал пятую ногу.

Я содрогнулся. Содрогнулся до глубины души, до самого её дна. Права была Кузьминична, ох, как права: лучше бы мне никогда не видеть собачьей пятой ноги… Лучше бы Кузьминична показала свою бабушку!

Когда я очнулся, в глазах рябило, голова раскалывалась, периодически взрываясь острой болью. Я по-прежнему сидел за столиком в летнем кафе Луна-парка, стул подо мной покачивался и норовил выскользнуть, меня поташнивало. Зрение настолько расфокусировалось, что далее двух метров от столика я ничего не видел. Какой-то пёстрый, режущий глаза туман, один вид которого усиливал пульсирующую головную боль. В одной руке я держал гранёный стакан, в другой – шампур с остатками шашлыка. Стол был заставлен грязной посудой, завален объедками.

«Права была Кузьминична, что меня здесь накормят…» – вяло всплыла из глубины сознания мысль, доставляя невыносимую муку. Думать не хотелось, хотелось умереть.

Бутыль самогона посреди стола была наполовину опорожнённой, как будто за всё время, пока моё сознание отсутствовало, никто не пил, но это вступало в противоречие с состоянием организма. Я неловко повёл ногой, у земли что-то звякнуло, и из-под столика выкатилась вначале одна пустая бутыль, за ней вторая, и это была явно не последняя пустая посудина.

Контингент за столиком изменился. Исчез холодолюбивый волосатик, и в его кресле разместилось нечто фиолетово-амёбоподобное с множеством псевдоподий. В обнимку с Василием они немелодично пели, отчитываясь перед некой прекрасной маркизой, насколько им хорошо и фиолетово. Василий дирижировал свободной рукой с зажатым в ней шампуром с шашлыком, амёба, подражая ему, вразнобой махала псевдоподиями. С шампура то и дело слетали колечки поджаренного лука.

Вместе с волосатиком исчезли и блуждающие красные глаза. Стакан, в котором они проспиртовывались в самогоне, стоял пустой, но жирные отпечатки пальцев и губной помады по краю свидетельствовали, что из стакана пили, и не единожды. Возможно, первый раз пили коктейль с «вишенками». Залпом. И теперь «вишенки» блуждали по чьему-то пищеводу. Или блудили? Один чёрт, как сказал птеродактиль Ксенофонт, особо переживать о судьбе блуждающих красных глаз не стоило. Выход у них был. Правда, чёрный.

Был и ещё один собутыльник, которого я сразу не заметил, но когда пошевелился, обнаружил его. Обняв левую руку у плеча, ко мне, как пиявка, присосался зелёненький мешок с протоплазмой.

– Милый, – жарко проворковал он на ухо, – давай совокупимся блендишным способом?

– Пшёл вон… – через силу прохрипел я, дёрнул локтем, и любвеобильный мешок протоплазмы, отцепившись, улетел из поля зрения в туман.

– У, противный… – донеслось оттуда.

Я прикрыл глаза, уронил на стол шампур, отставил гранёный стакан в сторону и простонал.

– О, соседушка очнулся! – прервав песню, воскликнул Василий. – Это дело надо закрепить.

Послышалось бульканье самогона, затем я почувствовал, как Василий вставляет гранёный стакан мне в руку. Как волосатику. И мне почему-то представилось, что это не я сижу за столом, а волосатый пришелец. Точнее, я, но в виде волосатика.

– Нэ-бу-у… – промычал я, не открывая глаз. На большее меня не хватило.

– Будешь, – заверил Василий. – После того, что увидел, неделю надо пить.

Я попытался вспомнить, что увидел, и меня охватил неподконтрольный ужас. Отшвырнув стакан, я вскочил из-за столика и по колеблющейся под ногами земле сделал несколько неверных шагов в сторону.

– Слабак… – с сожалением констатировал Василий.

Мне было всё равно, слабак я или нет, инопланетный волосатик или научный сотрудник Сергей Владимирович Короп. Мир вокруг вертелся, в глазах всё сливалось в рябящую круговерть, в ушах шумело, и если бы не стойка бара, на которую наткнулся вслепую, то определённо растянулся бы на земле и на этом День Пришельца для меня закончился.

– Чего изволите-с? – спросил из шипящего мерцающего тумана в меру угодливый голос бармена.

Я невнятно промычал. Рядом забулькало, и в руку ткнулся холодный стакан.

– Будьте любезны, – предложил бармен.

Как подносил стакан к губам, как пил, я не помню, но вдруг ощутил, что от пищевода по телу катится приятная освежающая волна. Вначале она утихомирила бунтующий желудок, затем достигла головы и прокатилась по ней отрезвляющей прохладой. Пелена спала с глаз, пульсирующая головная боль исчезла, и я увидел, что стою у стойки бара, а напротив меня сочувствующе и по-прежнему в меру угодливо улыбается бармен.

– Ещё?

Бармен заглянул мне в глаза и, не дожидаясь ответа, наполнил стакан соком мариники. Я залпом выпил второй стакан и почувствовал, как ко мне возвращаются ясность мысли и радость жизни.

– Спасибо, – сказал я, забираясь на табурет у стойки. – Налейте, пожалуйста, ещё стаканчик.

– Не стоит, – покачал головой бармен. – Зачем вам излишняя эйфория? – Спокойный, уравновешенный тон, с которым бармен давал совет, никак не соответствовал приклеенной к лицу в меру угодливой улыбке. – Желаете заказать что-нибудь другое? Виски, водку?

Я содрогнулся и поспешно отказался:

– Спасибо, нет. Если можно, минеральной воды.

Никогда в жизни не напивался до бесчувствия. Зато когда оказался в бесчувствии… Интересно, сам я пил или в меня вливали?

– Это можно, – кивнул бармен. – Желаете с газом, без?

– С газом.

Жестом фокусника бармен извлёк из воздуха бутылку боржоми, налил в стакан, затем бросил передо мной запечатанный пакет с влажным гигиеническим полотенцем.

– Лицо протрите, – вежливо порекомендовал он и, кивнув, отошёл в свой угол.

Я пригубил боржоми и с удовольствием ощутил на языке колючие иглы углекислоты. Не помню, как пил самогон, но гортань и язык ожёг основательно. Мариника прекрасно снимала опьянение, но не ожоги.

Разорвав пакет, я достал бумажное полотенце и вытер лицо. На полотенце остались следы шашлычного соуса и крупная рыбья чешуя. Неужели мы ещё и рыбу ели? Или меня целовал какой-то рыбообразный пришелец? Этакая русалка с тремя титьками…

– Эй, человек! – позвал из-за спины Василий. – Нам ещё капусточки квашеной! И не надо мяса и чёрной икры – у меня всё это в огороде растёт. А квашеную капусточку не вырастишь…

«Вот тебе и деревенщина…» – подумал я. Сыт Василий деликатесами по горло, а капусту квасить руки не доходят… Точнее, не оттуда растут, не напрасно его кличут Василий Пятое Колесо К Телеге.

Невольно вспомнилось о пятой ноге Барбоса, но воспоминание было нечётким, размытым и воспринималось на удивление спокойно. Будто стояла у меня в сознании заслонка, напрочь заблокировавшая жуткое воспоминание, и я не испытывал желания её открывать.