Татьяна Калугина - Группа [litres]

«А я ведь сейчас красива. Выгляжу ничуть не хуже, чем тогда… И здоровье у меня снова отменное, – продолжала она думать, прикопав окурок, но не спеша вставать с примятой душистой муравы. – Молода, красива, свободна… гуляю по лесу, курю в свое удовольствие… А где-то там – мои мурочки… и Мадленка…»

Отдохнув, она отправилась дальше. Все дальше и дальше в лес. Она решила, что будет так идти, пока все до конца не выкурит – и только после этого повернет обратно.

Восьмая сигарета пришлась на заросли густой чащи. Андреа продиралась сквозь них, ломая сухостой и пригибая живые ветки. Насладиться процессом курения не удалось. Впрочем, она и так уже насладилась им по самое «не могу» – на долгие годы вперед. Но докурить последнюю сигарету, девятую, было необходимо. Она чувствовала это. Возможно, это и был ее «квест» – не тот, мнимый, на ходу придуманный доктором Ларри, а что-то по-настоящему важное, какое-то испытание самой Судьбы…

И вот, когда от девятой сигареты осталось меньше половины, кусты черники зашевелились и кто-то маленький и черный посмотрел на Андреа внимательными глазами. Андреа опешила. Выронила сигарету из пальцев.

Перед ней стояла ее Жужу.

После обеда Карен вернулась в комнату Мити, к Нине, дежурившей возле спящих беспробудным слюнявым сном приятелей-собутыльников. Заняла ставшее уже привычным кресло рядом с диваном, на котором дрых юный алкоголик Клоков. Нина сидела в другом кресле, поближе к молодому пьянчуге Елькину.

– Может, все-таки сходишь перекусить? – предложила ей Карен. – Я бы покараулила…

– Я уже, – успокоила ее Нина. – У меня был с собой батончик.

– Представляешь, сейчас в новостях про нашего Митю показывали. Бункер, ну, то есть псевдобункер, заброшка-торговый-центр, взлетел на воздух по непонятным причинам. Что-то в нем рвануло ни с того ни с сего. Чуешь, Митяй? Кто-то взорвал твой «Остров».

Митя в ответ только всхрапнул и зашлепал губами.

– Ну-ну. Спи, – усмехнулась Карен.

– Мне кажется, это я виновата, – заявила вдруг Нина. – В том, что они напились.

– Ты?! Как ты можешь быть…

– Тс-с, не кричи так. Разбудишь еще. Я виновата в том, что слишком увлеклась Закарией. Весь этот год только о нем и думаю. И вот результат. Взгляни на Сенечку: шея выгнута, зрачки под веками бегают, ноги подергиваются… Если начнется приступ, я, конечно, смогу его купировать, но… Смысл-то был не в том, чтобы купировать приступы, а в том, чтобы избавить его от них раз и навсегда. И у меня почти получилось. Но вот он наклюкался до потери сознания, и год работы может пойти насмарку.

– И все потому, что ты провела эту ночь в объятиях Закарии, – понимающе кивнула Карен. – Тогда как должна была стоять по стойке «смирно» перед дверью в пищеблок и чутко бдить, не придет ли кто-нибудь за Ирвиновой бутылкой.

– Нет. Я всего лишь должна была уделять ему чуть больше внимания, когда он проснулся. Поговорить с ним о чем-нибудь… об этой его мечте заниматься серфингом, о планах на будущее, о его матери, наконец!

– Не кори себя, – сказала Карен. – Ты просто влюблена. Хотелось бы и мне когда-нибудь так влюбиться.

– Когда-нибудь влюбишься, – улыбнулась Нина.

Арсений, застонав, перевернулся на бок. Подрагивание конечностей прекратилось.

– Да все с ним в порядке, – сказала Карен, вглядевшись в его лицо. Потом перевела взгляд на Митю. – И с этим тоже. Мне кажется, они оба уже вот-вот проснутся. Сон уже не крепкий, почти поверхностный.

Прошло еще минут десять. Митя с Сеней продолжали тревожно, поверхностно, не крепко спать. Тогда Нина решила спросить у Карен:

– Ты что-нибудь там увидела, на тех рисунках?

– Ага.

– И что это было? Если не секрет.

– Это была девочка на берегу океана. Она бегала туда-сюда и кого-то высматривала, ждала…

– Но как нарисованная девочка может бегать туда-сюда?

– Я не знаю, Нина. Я даже не уверена, что на этом рисунке было изображено именно это и что каждый, кто на него смотрит, видит именно девочку на берегу океана. Может, для кого-то это что-то совсем другое, какие-нибудь пятна и линии. Но когда я взглянула на эти пятна и линии, то сразу ее увидела, девочку, и как она в нетерпении перебегает с места на место.

– Забавно. Этакая Ассоль, – не удержалась Нина от шутливого комментария. – А что это значит для тебя? Кто эта девочка? Ты когда-нибудь бывала на океане?

– Конечно, бывала. Даже на двух. Но то были обычные туристические поездки, ничего особенного. В смысле, красиво, конечно, незабываемо, но не уверена, что в этом есть что-то личное, про меня… Я вчера целый день думала об этом рисунке, рассматривала его, пыталась понять, почему я так сразу решила, что это именно океан, а не море, например, или не озеро, и что девочка на его берегу кого-то ждет, а не просто так носится по пляжу. Целый день у меня в голове шумело это слово – океан, океан, океан. Наверное, из-за этого я кое-что вспомнила, связанное с океаном. Когда-то я работала волонтером в хосписе. Мне тогда было около двадцати, было лето, каникулы, но мне хотелось попрактиковаться.

– В этом вся ты. Пока другие плавают-загорают, влюбляются-разлюбляются, ты идешь в хоспис практиковаться.

– В общем, не буду тебе описывать, что такое хоспис, ты сама прекрасно знаешь… Там была одна женщина-пролонг, с виду совсем не старая, хотя на самом деле ей было девяносто семь. Она умирала от рака поджелудочной железы… И вот эта женщина любила поболтать с молодыми сестрами и волонтерами о смерти. Мне кажется, так она пыталась показать, что совсем ее не боится. А может, и в самом деле не боялась. С виду ей было лет сорок, и для умирающей она очень даже неплохо выглядела. А я в те времена тоже обожала порассуждать о смерти, повыдвигать всякие теории насчет того, есть ли что-нибудь после смерти, продолжает ли душа свой путь, и так далее, и тому подобное. Мы с ней могли говорить об этом часами. Потом ей стало хуже, и наши беседы прекратились. В общем-то, к этому времени мы уже поняли главное друг о друге: мы обе не верили в смерть как во что-то окончательное и бесповоротное, как в пустоту, и обе допускали, что за чертой смерти не обязательно должно быть какое-то уникальное, единое для всех продолжение . Возможно, вариантов продолжения столько же, сколько людей. А может… Ой, нет, лучше я не буду развивать эту тему! А то ведь меня потом не остановишь! В общем, эта дама вскоре умерла. Но перед смертью она меня разыграла. Она сказала, что у пролонгов две смерти и что после наступления первой она еще будет здесь и сможет со мной взаимодействовать… какое-то время… минуту или две… Главное, чтобы я тоже была здесь, в этой комнате, в эти пару минут между ее первой смертью и второй, и держала ее за руку. И тогда, возможно, я что-то смогу увидеть…