Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

Но в этот благословенный момент девушка тоже сделала выпад – слава богу, не медленный, размашистый удар, а резкий, прямой как стрела тычок, направленный в уязвимое место под ухом.

Она попала в цель, и кровь веером брызнула ей в лицо.

Я подобрал упавший нож левой рукой, поднялся на ноги и наотмашь, потому что так было удобней, всадил Мамочку ему в горло. Острие прошло через плоть, словно сквозь пустоту, яростно заскрежетало по позвоночнику и, как я надеялся, повредило продолговатый мозг, избавив меня от опасности предсмертного ответного удара.

Так все и вышло, или почти так. Он покачнулся, выпрямился, уронил пистолет и плашмя упал на спину, вдобавок с убийственной силой ударившись затылком о бетон. После нескольких мощных толчков ярко-алая кровь перестала хлестать из его шеи.

То, что он сделал потом, напоминало ответный удар, но он явно уже не управлял своим телом. Если подумать, это было только к лучшему.

Девушка оказалась на редкость хладнокровной стервой и мгновенно схватила его пистолет, опередив меня. Да, схватила… но тут же отдернула руку, взвыв во весь голос от боли, гнева и изумления.

На бетоне, в том месте, куда упал пистолет, образовалась крохотная лужица расплавленного металла. Струйка крови, что змеилась из-под головы убитого, касалась раскаленной добела лужицы и с шипением испарялась.

Пистолет ухитрился расплавиться в момент смерти своего хозяина. Это доказывало, по крайней мере, что в нем не было пороха или обычных химических взрывчатых веществ – хотя я уже знал, что он работал на других принципах, судя по тому, как парализовало мою руку. Но самое главное, это доказывало, что парень был из тех «цивилизованных», которые соблюдали строгие меры предосторожности и старались не дать своей технике попасть в чужие руки.

Но расплавленный пистолет – это еще не все. Когда мы с девушкой оторвали взгляды от лужи, которая быстро остывала и теперь светилась кроваво-красным… когда мы оторвали взгляды от лужи и посмотрели на мертвеца, то увидели, что в трех разных местах (там, где должны были быть карманы) на его серой одежде появились неровные обугленные пятнышки и от них поднимались вверх нити черного дыма.

И в этот момент, возле самого моего локтя – так близко, что я невольно подпрыгнул, хотя за все эти годы привык стоически принимать удары (могу поклясться, что и девушка тоже подпрыгнула), – кто-то произнес:

– Убили, значит, да?

Обходя накренившийся самолет со стороны завода, к нам быстро приближался старый чудак, видавший виды матерый мертвоземелец, если я что-то в них понимаю, с копной белых, словно кости, волос; кожа, видневшаяся из-под линялой серой одежды, казалась тонкой, хрустящей корочкой, поджаренной солнечными и другими лучами. Не меньше дюжины ножей крепились ремнями к его сапогам или висели на поясе.

Не удовлетворившись беспокойным шумом, который он уже поднял, старик беспечно продолжил:

– Чистая работа, конечно, не могу не признать, но за каким чертом вы подожгли этого парня?

Обычно стервятники, которые сидят в сторонке, пока не закончится резня, а потом появляются, чтобы поучаствовать в дележе добычи, получают то, что заслужили, – молчаливый, но подкрепленный жестами совет идти своей дорогой. Иногда они нарываются на возможность помахать кулаками после драки, если стремление убивать не до конца растрачено на первую жертву или первые жертвы. И все же они приходят, рассчитывая, как я подозреваю, на свое неотразимое обаяние. Но у нас нашлось сразу несколько причин, чтобы не поступать так с Папашей.

Во-первых, у нас не было при себе оружия дальнего боя. Мой револьвер и ее дротикомет лежали в углублении под автострадой. Настораживало и еще кое-что: чувак, настолько помешанный на ножах, что носит с собой целый вагон, должен неплохо их метать. Имея дюжину – или около того – ножей, Папаша разделался бы с нами в два счета.

Во-вторых, каждый из нас мог драться только одной рукой. Да, именно так – каждый из нас. Моя правая рука все еще болталась, как связка сосисок, и я пока не ощущал признаков ее оживления. А девушка обожгла кончики пальцев, схватившись за горячий пистолет, – я заметил красные пятна, когда она на мгновение вытащила пальцы изо рта, чтобы вытереть с глаз кровь Пилота. Ей оставалось рассчитывать только на культю с ввинченным туда ножом. Что до меня, я мог, если придется, швырнуть нож левой рукой, но мне, ясное дело, не очень-то хотелось рисковать Мамочкой.

К тому же, как только я услышал голос Папаши, хриплый, но довольно высокий, как часто бывает у стариков, до меня тут же дошло, что это он, скорее всего, издал тот спасительный крик, который отвлек Пилота и дал нам шанс справиться с ним. А это, между прочим, говорило о том, что Папаша быстро соображает и вдобавок наделен богатым воображением, которое помогло нам убить того парня.

Кроме всего прочего, он не вилял хвостом и не расточал похвалы, как поступили бы другие стервятники. Он с самого начала воспринял нас как равных и говорил совершенно по-деловому, не расхваливая и не критикуя, – слишком по-деловому, на мой вкус, и слишком откровенно, раз уж на то пошло. Но я слышал от других парней, что старики любят поболтать, хотя сам никогда с ними не связывался и даже не встречал их. Как вы можете догадаться, в Мертвых землях старики попадаются не часто.

Поэтому мы с девушкой хмуро следили за приближением незнакомца, но не пытались остановить его. Когда он окажется рядом с нами, лишние ножи не принесут ему никакой пользы.

– Ага, – сказал он, – выглядит совсем как тот парень, которого я убил пять лет назад по пути в Лос-Аламос. В таком же обезьяньем серебристом костюме и почти такой же высокий. И тоже добрый малый – пытался дать мне лекарство от лихорадки, которую я изобразил. Значит, его пистолет расплавился? Мой приятель не задымился, после того как я успокоил его навсегда, но потом выяснилось, что при нем не было ничего металлического. Интересно, если этот парень…

Он начал опускаться на колени рядом с трупом.

– Убери свои руки, папаша! – сквозь зубы проскрежетал я. Так мы и стали называть его Папашей.

– Да, конечно, конечно, – сказал он, стоя на одном колене. – Я его и пальцем не трону. Просто говорят, что, когда аламосцы умирают, весь металл, что есть при них, расплавляется, вот я и хотел осмотреть этого парня. Но он твой, друг, целиком и полностью. Кстати, как твое имя, друг?

– Рэй. Рэй Баркер, – прорычал я в ответ, возможно, только для того, чтобы он больше не называл меня другом. – Ты слишком много болтаешь, Папаша.