Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

Док усмехнулся:

– Итак, ты просишь старого пьяницу использовать технику, о которой он прежде только читал. Я отблагодарю тебя: сделаю тебе зубы, такие острые, что ты сможешь перекусить растяжку. Ким, слезь, пожалуйста, с этой сумки.

Черное пятно кота отпрыгнуло от другого черного пятна, в два раза более длинного. Спар неодобрительно пробурчал что-то через нос и дернул рукой. Большое пятно напоминало очертаниями мешочек Дока, но было крупней в сотню раз. И тяжелее тоже, судя по тому, как после толчка Кима оно изогнуло растяжку, к которой крепилось, а главное, по тому, как медленно растяжка потом распрямлялась.

– В этом мешке – все мои сокровища, – объяснил Док и, когда Спар дважды приподнял брови, показывая, что хочет задать вопрос, продолжил: – Нет, не монеты, не золото и не драгоценности, а еще одна неограниченная бесконечность – сны, грезы и кошмары каждой души на тысяче «Прорывов». – Он посмотрел на свое запястье. – Достаточно. Открой рот.

Спар подчинился, хотя снова испытал боль.

Док вытащил изо рта Спара то, что он кусал, завернул в блестящую пленку и прикрепил к ближайшей растяжке. Затем опять заглянул Спару в рот:

– Думаю, я сделал его слишком горячим.

Он поднес маленький пакет к губам Спара и надавил на него. Рот Спара наполнился туманом, и боль пропала.

Док положил пакет Спару в карман:

– Если боль вернется, повтори это.

Не успел Спар поблагодарить Дока, как тот прижал к его глазам какую-то трубку.

– Посмотри в нее. Что ты видишь?

Спар вскрикнул и невольно дернул головой.

– Что случилось?

– Док, ты показал мне видение, – хрипло ответил Спар. – Ты ведь никому не скажешь, правда? И мне было щекотно.

– Что за видение? – нетерпеливо спросил Док.

– Просто картинка. Козел с рыбьим хвостом. Док, я видел у рыбы… – он нащупал в памяти правильное слово, – чешуйки! И у всего были… края! Это и называется острым зрением?

– Конечно, Спар. Это хорошо. Значит, нет повреждений ни в мозгу, ни на сетчатке. Я без проблем сделаю тебе бинокль, если с моим старым не случилось ничего страшного. Во сне ты все видишь с резкими границами, что вполне нормально. Но почему ты боишься, что я кому-то расскажу об этом?

– Я боюсь, что меня обвинят в колдовстве. Думаю, это похоже на ясновидение. Твоя трубка немного щекотала меня.

– Изотопы и безумие! Так и должно быть. Это же поле. Давай посмотрим второй глаз.

Спару опять хотелось закричать, но он сдержался и на этот раз даже не пытался дернуть головой, хотя ему снова стало щекотно. На картинке он увидел ту стройную девушку. Спар мог бы определить это по общим очертаниям, но он видел и четкие контуры. Видел подробности. Например, глаза не казались скрытыми за туманом цветными овалами. Каждый заострялся с обеих сторон, заканчиваясь белыми, как фарфор, треугольниками. А бледно-фиолетовый круг между ними заключал в себе еще один маленький черный кружочек, в самом центре.

Несмотря на серебристые волосы, она выглядела молодой, хотя Спару было трудно судить о таких вещах из-за четких границ. Вспомнилась девушка с платиновыми волосами, которую он мельком видел в Логове Корона.

На девушке с картинки было длинное сверкающее белое платье, открывавшее плечи, но какая-то неизвестная сила или хитрость вытягивала волосы и одежду к ногам. И на платье виднелись складки.

– Как ее зовут, Док? Альмоди?

– Нет, Вирго. Дева. Ты видишь границы?

– Да, Док. Очень острые, как нож! А козел с рыбьим хвостом?

– Козерог, – ответил Док, убирая трубку от глаза.

– Я знал, что Козерог и Дева – это названия лунников, земников, солнечников и звездников, но понятия не имел, что это не просто слова, что их можно увидеть.

– Ты… Разумеется, ты никогда не видел ни часов, не звезд, не говоря уже о созвездиях.

Спар хотел было спросить, что это все означает, но заметил, что мертвенный свет погас, а более яркая полоса стала еще шире.

– По крайней мере, на нынешнем отрезке своей памяти, – добавил Док. – Я должен управиться с твоими глазами и зубами к следующему ленедню. Приходи пораньше, если сможешь. А может быть, мы еще увидимся до этого в Лотке, в игродень или даже до него.

– Отлично, Док, но мне пора тащиться назад. Слышишь, Ким? Иногда ночью в ленедень бывает много работы, как в игродень, если что-то идет не так. Запрыгивай, Ким!

– Ты уверен, что найдешь дорогу к Лотку, Спар? К тому времени уже совсем стемнеет.

– Конечно смогу, Док.

Но когда ночь опустилась, словно накинутый на голову капюшон, Спар не успел пройти и половину пути к движущейся дорожке, как ему захотелось вернуться и попросить Дока, чтобы тот его проводил. Только страх перед насмешками Кима остановил его, хотя кот по-прежнему молчал.

Спар быстро подтягивал себя вперед, едва различая дорогу в редких проблесках бегущих огней.

На носовой движущейся дорожке стало еще хуже – она была совершенно пустой и освещалась лишь тусклыми мерцающими огоньками. Теперь, когда Спар узнал, что такое острое зрение, ему сделалось неуютно от размытых очертаний. У него начались спазмы из-за отказа от алкоголя, он потел и дрожал, мысли в голове смешались. Он уже не понимал, случились ли с ним на самом деле все эти странные происшествия, начиная со встречи с Кимом, или только привиделись. Нежелание – или неспособность? – кота разговаривать лишь усилило беспокойство. Иногда Спар смутно различал резкие границы размытых пятен, но они тотчас исчезали, стоило посмотреть прямо на предмет. Он вспомнил разговоры Бармена и бражников о вампах и ведьмах.

Затем, не став дожидаться зеленого люка Лотка, он нырнул с дорожки в проход, что вел к кормовому люку. Здесь вообще не было освещения. Спару почудилось где-то вдалеке рычание Адского пса, но он не был в этом уверен из-за скрежета большой жевалки. Раздираемый паникой, он проскользнул в багровый люк Лотка, лишь в последний момент вспомнив, что следует остерегаться свежей обмазки.

На Спара навалилась круговерть света и танцующих фигур, а Бармен тут же отругал его. Он нырнул в тор, начал принимать заказы и обслуживать клиентов, работая исключительно с помощью осязания и голоса, потому что все расплывалось перед глазами – кружащиеся пятна, и ничего больше.

Со временем ему стало чуть легче, но сил совсем не осталось. Только непрерывная работа – и ругань Бармена – помогали кое-как держаться, однако Спар настолько устал, что уже не мог работать. Наступил рассвет игродня, толпа вокруг тора все прибывала и прибывала. Спар стащил пакет с лунной росой и поднес к губам.

Острые когти тут же впились ему в грудь.

– Исситот! Алкашш! Раб сссвоего ссстраххха!

Спар едва не бился в конвульсиях, но все же положил пакет обратно. Ким вылез из-под комбинезона и, презрительно оттолкнувшись от него, начал нарезать круги по бару, вступая в разговор то с одним, то с другим пьяницей, и вскоре превратился в главную тему для обсуждения. Бармен принялся расхваливать его и совсем забросил работу. Спар обслуживал одного клиента за другим, и его трезвость была кошмарней любого опьянения, какое он только мог припомнить. И длилась намного, намного дольше.