Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

Появляются первые танки. Горы вновь переваливают штурмовики — на этот раз их девять, летят тремя звеньями. Человек пытается стереть пот, но рукав комбинезона натыкается на стекло. С шумом выдохнув воздух, человек нажимает на спусковой крючок.

Грибообразное облако видели за сотню километров. Наступление захлебнулось: Кордуйское ущелье было (вот уж воистину — было! Теперь его не существовало!) единственным путем между двумя государствами, по которому могли пройти сухопутные силы. А одной авиацией да десантами войну не выиграешь…

В эти дни в Серпухове и Тель-Авиве, Новосибирске и Сеуле — и еще в десятке городов Земли — физики круглосуточно стояли у циклотронов, синхрофазотронов, ускорителей на встречных пучках. Сырья, слава богу, хватало. Его и надо-то было совсем немного…

Критическая масса калифорния-259 — девять граммов.

Недавно в программе «Культурная революция» телеканала «Культура» Наталья Иванова высказалась о том, что среди массы литературного ширпотреба, не попадающего в поле зрения критиков, могут быть книги, которые спасут русскую литературу — новизной тем, новизной приемов, новизной жанров. Надо напомнить, что темой обсуждения был вопрос: «Умерла ли литература?», а среди диспутантов — ведущие критики России и среди них — даже Лев Аннинский (который именно этот тезис и отстаивал).

Что хотелось бы сказать? Чтоб вы так жили, как наша родная покойница!

А теперь — небольшая история, которая имеет к затронутому вопросу самое непосредственное отношение.

Я не поклонник Т. Толстой. Скажу больше: при определенных литературных способностях ее репутация, на мой взгляд, величина дутая. Те сопливые рассказы, с которыми Толстая выступила в период перестройки (будь она неладна), было легко не заметить. И не заметили бы, даже не опубликовали, — если бы не дедушка, придворный прозаик Иосифа Виссарионовича (при всем том — литератор огромного дарования), да еще не папаша-академик, популярный в среде ленинградской интеллигенции. Поэтому «симпатичный талант» (как выразились бы сто лет назад) немедленно раздули до гения. Примерно как либеральные профессора Санкт-Петербургского университета принимали экзамены у экстерна Владимира Ульянова: выгнали за политику из Казанского университета? Ах, сатрапы! Да еще брат — цареубийца?! Пять!

(Неудивительно, что молодой юрист в роли помощника присяжного поверенного аккуратно проиграл все порученные ему дела.)

Толстая немедленно уверовала в свою гениальность. Но репутацию надо как-то поддерживать. Рассказики — рассказиками, однако внучке Алексея Николаевича просто неудобно не написать роман. И вот после десяти лет почти полного литературного молчания и сидения на «златом крыльце» (публицистической болтовни хватало, Татьяна из прекрасного далека Америки учила россиян, как надо жить) появился шедевр — «Кысь».

И критики призадумались. А поскольку долго думать у критиков не принято, да и некогда (журналы и газеты, слава богу, выходят регулярно) — согласованное, хотя и несколько растерянное мнение выработалось быстро: «С одной стороны, нельзя не признать, но, с другой стороны, нельзя не отметить». То есть… критика дружно стала в тупик.

Между тем загадка проста: Т. Толстая написала политизированное фэнтези, причем далеко не лучший образец этого жанра, потому что в написании произведений таких жанров надо иметь некоторый опыт. Этаких «кысей» на книжном рынке — завались, причем многие из них написаны куда как более умело и умно, чем у дочки академика. Почитали бы фантастику критики — сообразили бы, что все, что мучило дочь академика, написано задолго до ее «Кыси». Но вот беда — критики, что присуждают букеры и антибукеры, фантастику принципиально не читают. А вот «Кысь» прочитали… Причина — репутация Татьяны. Она же вроде бы не фантаст! У нее же имя (конечно, дедушкино, но тем не менее…). Уж если некоторые снобы отказываются прочесть книгу, изданную в серии «Звездный лабиринт» (издательство «АСТ»), что ж говорить не о снобах? Они ведь ориентируются на Аннинского и Золотусского, хотя всячески это отрицают. Поэтому как отнестись к данной «кыси» — ребятишки не поняли, хоть, как мне кажется, и почитывают тайком В. Сорокина. На сон грядущий. Но на всякий случай увенчали литераторшу хоть скромными, однако все же лаврами. (А судя по последним критическим публикациям в толстых журналах — о том, что лавры все ж таки скромные — уже забыли. Шедевр!)

Но в то время… Фэнтези!! Увенчали!!!

Дорогие наши ведущие, неведущие и завидущие критики верно поняли опасность нынешнего мейнстрима. Лет пятнадцать подряд они увенчивали лаврами писателей типа Шарова-младшего или Павлова, чьи книги (будь они о родстве Сталина и мадам де Сталь или об афганской войне) очень приятно анализировать, но невозможно читать. И теперь, когда сей мейнстрим совсем потерял широкого читателя — поднялся крик: литература умерла! Роман умер!

Теперь они спорят уже не о смерти литературы, а о ее причинах. (Нет больше в России писателей. Нет, и не будет. А. Шаталов. Путешествие в страну мертвых // Дружба народов. 2002. № 2. Реквием пропет. Факт констатирован. Но не объяснен. Странный парадокс — литература умерла, а неистребимый критик остался! И каждый критик хочет есть. Против природы не попрешь! А на падали много не попируешь.)

А почему же литература в России умерла? (И ведь, судя по тиражам толстых журналов, так оно и есть — в определенной степени…)

Могу загадку разрешить. Хотя литературоведческим образованием я не обременен, уверен, что вскоре мою точку зрения разделит вся критика страны, которая вконец оголодает по причине отсутствия предмета препарирования.

Умерла не вся литература. Умерла или умирает некоторая ее часть.

Литература, о которой критики говорят, умерла, потому что пропал сюжет. Плюс к тому в книгах высоколобых отсутствует динамика, темпоритм, зато присутствуют крайне неприятные герои. Уж дерьмо-то, по крайней мере, жрать не стоило бы. А если герой его жрет (в буквальном смысле слова) — читатель книгу жрать не будет. Врожденная брезгливость не позволит.

(Да что там читатель… Анфан террибль современной критики Басинский в последнее время не устает задавать следующий вопрос: «Почему тошнит от так называемой хорошей литературы?»)

Впрочем, это симптомы. А диагноз…

Диагноз, при некотором размышлении, поставить достаточно просто. Литература умерла, потому что умер метод. Да-да, тот самый проклятый Абрамом Терцем социалистический реализм. А как он мог выжить, если социализм приказал долго жить и автоматчики партии были отправлены в отставку без пенсии?