Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

Нина прерывисто вздохнула, лицо ее словно осунулось, даже складочка появилась возле губ.

— Ох, Павел Филиппович, я по сей день с ужасом вспоминаю тот год…

— Ну, а как он потом? Как сейчас?

— Все прошло, и без последствий. А сейчас… Вот он простынет, готовится заболеть, настроение у него плохое, кислое. Я сразу вижу, что ему нездоровится. Сразу чаю с малиной, массаж и — спать. Наутро он уже в норме, здоров и весел.

— А что за массаж? Вы обучались ему, да?

— Нет, конечно! Такой массаж, доморощенный. Сама выдумала, вижу — помогает.

— То есть без прикосновения, не традиционный?

— Почти. Сначала поглажу ладонями, вроде для разогрева, а потом вожу, вожу руками над ним — сантиметрах в двух-трех… Голову, плечи, грудь…

— Вы чувствуете сына, когда его нет рядом?

Нина задумалась, слегка наморщив лоб. Баринов смотрел на нее неотрывно.

— Это трудно объяснить… Да я и не задумывалась над этим. По-моему, каждая мать чувствует своего ребенка. Так и я. Например, знаю, чувствую, когда ему больно, когда у него неприятности. Вот недавно во дворе он подрался с соседским мальчиком, своим одноклассником, кстати. Так получилось, что оба упали и напоролись на колючую проволоку. Вадик себе только руку наколол, а Сереже три шипа вонзились. Один в ладонь, а два — сюда, в ногу. — Она нагнулась и показала место на голени. — Вот сюда, причем распорол глубоко. Так вы представляете, Павел Филиппович, не поверите, только я в тот самый миг на работе уже знала, что с ним произошло что-то нехорошее. И что интересно, я иду домой, а у меня нога в этом месте болит. По-настоящему, даже ступить больно! Прихожу, а он перевязанный. Ему скобки наложили, а укол уже прошел, и началась самая боль. Он меня просит: мама, помассируй ногу, больно! Я помассировала. Сначала ногу, потом голову — вот так, от висков к затылку. Он успокоился и уснул.

— А как идет заживление?

— Вы знаете, неплохо. Врач считает, что даже отлично. Организм молодой, заживает быстро.

— Да-да, организм молодой, — задумчиво повторил Баринов. — Но массировать вы продолжаете?

— Конечно. Раз ему легче становится.

— Так-так… А с кем-нибудь еще, кроме сына, вы такие опыты проводили?

— Опыты?

— Ну, я не так выразился. Кого-нибудь пробовали массировать?

Нина засмеялась.

— Вы к чему клоните? Думаете, я колдунья?

— Нет, что вы. Дело не в этом. Дело в том, что я сейчас откровенно вам скажу, цепляюсь за все. И вы должны меня понять…

— Хорошо… Так вот, — она на секунду замялась, потом тряхнула головой и продолжила: — Так вот, у меня есть… был один знакомый. Очень хороший человек, мы с ним были очень дружны. Так он говорил, что я своими руками снимаю у него усталость и негатив за всю прошедшую неделю, и на неделю вперед. Шутил, конечно. А вот головную боль… Он очень сильно страдал от приступов мигрени, иногда до потери сознания, и несколько раз я ему помогла, когда оказывалась рядом.

— Как?

— Таким же массажем. Обхватывала ладонями голову — от висков к затылку — и легонько, легонько начинала массаж: на себя и в стороны, на себя и в стороны. — Нина движениями рук перед собой показала — как именно. — Вы знаете, помогало. Я сама удивлялась.

— Для этого вам нужен какой-то настрой? Особая обстановка?

— Нет. Нужно помочь человеку — и я старалась помочь. Вот и все.

— А у себя можете снять боль?

— Головную? Нет, как ни пыталась. Если болит, стараюсь перетерпеть, а нет — хватаюсь за таблетки… Правда, зубы у меня никогда не болят. Вернее, как только заболят, я ложусь на диван лицом к стене и начинаю себе внушать: все нормально, все в порядке, боль уходит, боли уже нет. Но к стоматологу потом все же приходится идти.

— Та-ак! — Баринов, похоже, был удовлетворен. На минуту задумался, по обыкновению глядя куда-то в сторону, но спохватился: — Заговорил я вас, Нина Васильевна, а время уже позднее. Отправляйтесь-ка к себе в кроватку, вас уже заждались. И желаю сегодня снов ваших не видеть, ибо надо хорошенько отдохнуть и набраться сил для завтрашнего визита. Вы же завтра, если не ошибаюсь, во вторую смену?.. Как, сможете?.. Завтра с утра я собираюсь представить вам некоим образом мага, знахаря и колдуна, чернокнижника и травника, моего хорошего знакомого.

Решение это пришло Баринову неожиданно, прямо сейчас.

Вообще-то познакомить Нину с Коровниковым в его планы входило, только попозже, после предварительного разговора с самим Василием Петровичем. С дальним, пока до конца не определенным прицелом. Интуитивно он чувствовал какую-то их внутреннюю схожесть, вероятно, из-за цельности и наполненности натур, хотя, с другой стороны, что могло их объединять, толком он и сам не смог бы внятно выразить. Просто чувствовал некую родственность душ этих совершенно разного типа людей.

Ничего объяснять Нине он не стал, отговорился, что она, мол, сама все поймет. Как только увидит этого интересного человека…

Чета Алиных жила как бы на три дома. Полевой сезон Борис проводил в экспедициях где-то по северу, в Заполярье, жена работала в его партии. Камеральной послесезонной обработкой они, как правило, занимались в ленинградском институте, а во Фрунзе появлялись наскоками — по пути из отпуска или в отпуск, который проводили, конечно, на югах, преимущественно в Кисловодске, Пятигорске, разных Ессентуках, словом, в районе Кавказских Минеральных Вод. За тылы они были спокойны — Коровников и квартиру караулил, и за их сыном-студентом со всей ответственностью присматривал.

Как только за Ниной закрылась дверь кабинета, Баринов потянулся к телефону. Время, конечно, позднее, двенадцатый час, но Коровников относился к ярко выраженным «совам» и раньше часа-двух ночи, по его собственным словам, не ложился. А вечера посвящал не телевизору, а «толстым книгам серьезных авторов».

«Не довелось мне в молодости соприкоснуться с мудростью, накопленной нашими предками, так хоть сейчас сподобился, слава богу!» — сказал он как-то Баринову в минуту откровения.

Знаменитый маг, чародей и знахарь оказался маленьким бородатым и плешивым мужичком в годах, одетым в потертую на сгибе воротничка пеструю рубашку и линялые джинсы местного пошива. Баринова он встретил с каким-то просто невероятным почтением, некоторая доля его автоматически переносилась и на Нину.

Усадив гостей, он суетился у накрытого стола, и Нина ловила на себе его быстрые, испытующие взгляды, каждый раз брошенные как бы ненароком. Баринов сидел на диване забросив ногу на ногу. От его глаз это не укрылось и, казалось, вполне устраивало. По крайней мере, вид у него был довольный.

— Василий Петрович, у тебя сегодня, кажется, прием. А водочка-то на тебя плоховато действует в этих случаях, или забыл? — посмеиваясь, сказал Баринов и скосил глаза на Нину.