Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

— Так ведь я же для гостей! И потом, Павел Филиппович, водочка водочке рознь. Прямо из магазина — дело одно, а в моих руках побывала — от нее окромя пользы никакого вреда. Вы же знаете.

— Василий Петрович ее на травках, на корешках настаивает, — обращаясь к Нине, пояснил Баринов. — Говорит — лекарство.

— Это точно, настой целебный. Ну и для профилактики годится. Ее и пьют как лекарство, не стаканами же.

— Ладно, Петрович, пить мы все равно не будем. У тебя когда прием?

Коровников поддернул рукав, блеснул браслетом электронных часов, помолчал.

— Через час сорок две.

— А люди уже во дворе сидят, ждут.

Лицо Коровникова вдруг осунулось и вытянулось, словно эти слова его как-то огорчили.

— Да я знаю, Павел Филиппович, — вздохнул он. — Так ведь… Поздненько вы позвонили, извините. Не успел я их предупредить, пришли к назначенному. Но они люди хорошие, с понятием. Я их попросил, чтобы подождали маленько.

— А-а, так ты из-за меня прием перенес?

Коровников совсем сник, присел на стул.

— Оно, конечно, нехорошо, людям-то ждать, дело ясное. Я ж не поликлиника и не гастроном, чтобы в очереди стоять. Да только, извините, Павел Филиппович, вас мне заставлять ждать уж совсем негоже. Вы человек занятой, несвободный, и такой у меня редкий гость стали…

— А мы не в гости, Петрович.

Коровников повернулся к Нине и посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом.

— Чего-то не пойму я, — медленно протянул он и снова повернулся к Баринову.

— Нет-нет, Василий Петрович, Нина Васильевна не пациентка. — Баринов встал, прошелся вдоль дивана. — Помнишь, ты мне как-то говорил: найти бы тебе хорошего ученика…

Коровников мгновенно просиял, но секунду спустя он с недоумением оглянулся на Нину. Потом посмотрел на Баринова, снова на Нину.

— Или не рад?

— Как не рад, Павел Филиппович! Только вот… неувязочка выходит, я так понимаю.

— Какая? Не нравится, что ли?

— Нет, отчего ж.

— Или тебе мужика надо?

— Не-ет, женщина-то, извините, лучше, качественней. Женщины-то восприимчивей, они, знаете, чутче все улавливают.

— Тогда в чем дело?

Коровников засмущался.

— Говори, говори, — поторопил его Баринов, и Нина почувствовала, как он напрягся в ожидании ответа. Видно, не такие уж простые отношения были между ними, как показалось Нине сначала. Или он чего-то очень важного ждал от их визита. — Ты же мечтал учить, передать кому-нибудь свое умение.

Тот громко вздохнул и сказал на выдохе, словно выдал некую тайну:

— Не верит она!

— С чего ты взял?

— Чую я, — Коровников несмело улыбнулся. — Вы уж меня извините, вы ж меня как облупленного знаете, Павел Филиппович.

— А ты ей покажи — поверит.

Коровников заерзал на стуле, сердито посопел. Потом коротко глянул на Нину и, отведя глаза в сторону, сказал негромко:

— Вы вот что, гражданочка… Вы уж выдьте отсюдова на пять минуток, а? В кухне посидите пока.

Нина растерянно встала, спрашивая глазами у Баринова — что ей делать?

— Гм… Может, действительно… Извините, Нина Васильевна, вы посидите, а мы с Петровичем выйдем, объяснимся.

— Нет-нет, лучше я сама.

Нина поспешно вышла в огромную прихожую и в недоумении остановилась перед четырьмя одинаковыми дверьми, не считая входную и оставшуюся за спиной. Она осторожно дернула одну, вторую, невольно прислушиваясь к разговору в комнате.

— …Не сможет она, Павел Филиппович.

— Почему так думаешь?

— Образованная она. Не верят они ни во что. А если верят, то с оглядкой да опаской. Для других верят, не для себя. У таких же краев нет, одна серединка. Им бы все пощупать, да потрогать, да понюхать… Да и то! — Нина представила, как Коровников безнадежно махнул рукой. — Что с них взять — книжные люди, матерьялисты!..

Третья дверь вдруг поддалась, и Нина даже не успела улыбнуться такой наивно-доморощенной характеристике, потому что из-за двери ее форменно ударила волна травяных запахов — острых, пряных, терпких, горьких запахов, которые заставили остановиться на пороге с перехваченным дыханием.

Собственно, травяными этими запахами была насквозь пропитана вся квартира, только гораздо слабее. Нина вспомнила, что уже на лестничной площадке, выйдя из лифта, она уловила этот странный для городского кирпично-бетонного жилища букет. Но здесь, за дверью, запах стоял абсолютно одуряющий, бил из темноты наотмашь, легким туманом обволакивая мозг.

Она нашла сбоку косяка выключатель. Неяркая лампочка с трудом просвечивала сквозь навешанные под потолком просторной кладовки снопики разнообразных трав. Нина пригляделась и узнала зверобой, душицу, мяту… Собственно, на этом ее познания в ботанике почти исчерпались. Разве что вон те снопики напоминают крапиву, те — бессмертник, а те — чабрец, но в этом она уже не была уверена. Остальное же травяное изобилие представлялось совершенно незнакомым.

Она огляделась по сторонам. На глубоких стеллажах по трем стенам от пола до потолка лежали тугие матерчатые мешочки, стояли рядами самоклееные пакеты из плотной оберточной бумаги, закупоренные бутылки, банки темного стекла… «Вот таким и должно быть жилье настоящего знахаря!»

Вдыхая пьянящий и будоражащий аромат, Нина постояла еще немного и, спохватившись, закрыла кладовку. За следующей дверью оказалась искомая кухня.

Долго ей скучать не пришлось. Почти следом появился Коровников и молча поманил за собой.

Угощение со стола было убрано. Баринов сидел на стуле у стены и легким жестом указал ей на соседний. Она села, вспомнив свое решение ничему не удивляться, ни на что не обижаться, а ждать дальнейших событий.

Коровников проворно достал из шкафа большую клеенку и простыню, застелил диван. Потом облачился в белый халат с обрезанными полами, смахивающий на куртки, которые Нина видела у поваров. На нее и на Баринова он уже никакого внимания не обращал. Лицо его стало неожиданно сосредоточенным и слегка отрешенным, и он показался Нине гораздо симпатичнее того суетливого и хитроватого мужичка, каким был всего несколько минут назад.

Он внимательно оглядел комнату, будто проверяя, не забыл ли чего, растопыренными пальцами причесал-пригладил седоватую бороду, глубоко вдохнул и выдохнул, вышел на балкон и что-то крикнул вниз, во двор…

На робкий звонок в дверь он поспешил в прихожую. Разговор, донесшийся оттуда, был невнятен и недолог, но можно было разобрать, что разговаривали Коровников и другой мужчина. Коровников спрашивал, мужчина отвечал. Потом входная дверь хлопнула, и вслед за хозяином в комнату вошла молодая женщина с худым, почти изможденным лицом. Щеки ее лихорадочно пылали, даже на неискушенный Нинин взгляд температура у нее была явно повышена. Женщина была в строгой темной юбке и белой блузке с короткими рукавами. Нелепым выглядел большой пуховый платок, который крест-накрест плотно и бесформенно укутывал ее. Она мельком глянула на Баринова, на Нину и сразу отвела взгляд, но в ее глазах Нина успела рассмотреть и страх, и растерянность, и боль.